Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И тотчас же послал он за кади и за свидетелями и дал мне в супруги женщину благородную, знатную, очень богатую, владевшую имуществом, домами, землями и прекрасную собой. В то же время подарил он мне дворец со всею обстановкой, слуг — невольников и невольниц — поистине целый придворный штат.

И жил я в полном спокойствии и достиг пределов радости и процветания. И заранее радовался я тому, что когда-нибудь вырвусь из чужого города и возвращусь в Багдад, увезя с собою супругу свою; я очень любил ее, и жили мы в полном согласии. Но когда что-нибудь определено судьбою, никакая человеческая власть не может тому помешать. И какое земное существо может знать свое будущее? Увы, мне пришлось еще раз испытать, что все наши планы — детские игры пред лицом судьбы.

Случилось, что умерла супруга моего соседа. Так как сосед этот был мне другом, то я пошел к нему и пытался утешить его, говоря:

— Не печалься чрезмерно, сосед, Аллах вознаградит тебя вскоре и даст еще более благословенную супругу! Да продлит Аллах дни твои!

Но остолбеневший от удивления сосед поднял голову и сказал:

— Как можешь ты желать мне долгой жизни, когда знаешь, что мне остается жить какой-нибудь час!

Тогда я, в свою очередь, остолбенел от удивления и сказал ему:

— Зачем так говорить, сосед, и к чему предаваться таким предчувствиям? Ты, слава Аллаху, здоров, и ничто не угрожает тебе. Или хочешь ты наложить на себя руки?

Он ответил:

— Ах, вижу теперь, что тебе незнакомы обычаи нашей страны. Знай же, что у нас каждый муж, переживающий жену, должен быть зарыт живым в землю вместе с умершей женой и что каждая жена, пережившая мужа, должна быть похоронена в одной могиле с умершим мужем. Это нерушимо. И вот сейчас меня зароют живым с моей умершей женой. У нас все, не исключая царя, должны подчиняться этому установленному предками закону.

Услышав такие слова, я воскликнул:

— Клянусь Аллахом, этот обычай никуда не годится! И никогда не мог бы я ему подчиниться!

В то время как мы разговаривали, вошли родные и друзья моего соседа и принялись утешать его действительно не только по случаю смерти жены, но и по случаю его собственной. Потом приступили к похоронам. Тело женщины положили в открытый гроб, после того как надели на нее самые лучшие одежды и украсили ее самыми драгоценными вещами; и все, в том числе и я, направились к месту погребения.

Мы вышли за город и подошли к горе на берегу моря. В одном месте я заметил глубокий колодец; поспешно сняли с него каменную крышку и опустили в него гроб, в котором лежала украшенная драгоценностями женщина; потом схватили моего соседа, который не оказал никакого сопротивления; его спустили в колодец на веревке и вместе с ним кувшин с водой и семь хлебов. После этого снова закрыли колодец камнями, служившими ему крышкой, и вернулись домой.

Я же присутствовал при всем этом с ужасом в душе и думал про себя: «Это хуже всего того, что видел я до сих пор». Как только я вернулся во дворец, тотчас же поспешил к царю и сказал ему:

— О господин мой, я посетил много стран, но нигде не видел такого жестокого обычая, как погребение живого мужа вместе с умершей женой! А потому, о царь времен, я желал бы знать, должен ли и чужестранец подчиняться этому закону, если умрет у него жена?

Он же ответил:

— Да, разумеется! Его похоронят вместе с ней.

Услыхав это, я почувствовал, что в печени моей лопается желчный пузырь, и вышел, обезумев от страха, и пошел домой, начиная уже бояться, что жена моя умерла в отсутствие меня и что меня ждет та самая страшная пытка, при которой я только что присутствовал. Напрасно старался я утешить себя, говоря: «Синдбад, успокойся! Ты, наверное, умрешь первым и, таким образом, тебе не придется быть заживо похороненным».

Все это ни к чему не послужило мне, так как вскоре после этого жена моя заболела, пролежала несколько дней в постели и умерла, несмотря на то что я денно и нощно ходил за ней.

Тогда предался я безграничному отчаянию; поистине, не находил я, что быть заживо погребенным менее печально, нежели быть съеденным любителями человеческого мяса. Когда же сам царь явился утешать меня по случаю предстоящих собственных моих похорон, я убедился, что не избежать мне гибели. Он пожелал даже оказать мне честь, присутствовать на моих похоронах, в сопровождении всех своих придворных идти рядом со мною во главе погребального шествия за гробом, в который положили мою супругу в лучшем ее наряде и покрытую драгоценностями.

Когда мы подошли к подошве горы, где находился упомянутый колодец, в него опустили гроб моей супруги; затем все присутствующие подошли ко мне, стали утешать и прощаться. Тогда, желая подействовать на царя и на присутствующих, чтобы они избавили меня от этого испытания, я со слезами воскликнул:

— Я чужестранец, и несправедливо подчинять меня вашему закону! На родине у меня есть жена и дети, которым я необходим!