Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И Синдбад-мореход велел разостлать скатерть пиршества и подать обед гостям своим, включая в число их и Синдбада-носильщика, которому он велел дать перед его уходом сто золотых монет, как и в предыдущие дни. И носильщик вернулся к себе домой, восхищаясь всем, что ему пришлось услышать. А на следующий день он прочитал свою утреннюю молитву и вернулся во дворец Синдбада-морехода.

Когда все приглашенные собрались, и наелись и напились, и поболтали между собой, и посмеялись, и послушали пение и игру на музыкальных инструментах, то уселись в кружок, уже серьезные и молчаливые.

И Синдбад-мореход заговорил так:

СЕДЬМОЙ РАССКАЗ СИНДБАДА-МОРЕХОДА,

СЕДЬМОЕ И ПОСЛЕДНЕЕ ЕГО ПУТЕШЕСТВИЕ

Знайте, о друзья мои, что по возвращении из шестого путешествия я решительно оставил мысль когда-либо предпринимать новые путешествия, ибо не только возраст мой не позволял мне более далеких странствований, но я поистине не имел больше желания искать новых приключений после всех опасностей, которым подвергался, и всех бедствий, которые испытал. Кроме того, я стал первым богачом в Багдаде, и халиф часто призывал меня к себе, чтобы услышать из уст моих рассказ о тех необыкновенных вещах, которые мне приходилось видеть во время моих путешествий.

Однажды, когда халиф, по своему обыкновению, вызвал меня и я собирался рассказать ему одно, два или три из моих приключений, он вдруг сказал мне:

— Синдбад, надо отправиться к царю острова Серендип, чтобы отвезти ему мой ответ и подарки, которые я ему предназначаю. Никто не знает, как ты, путь, который ведет в это царство, царь которого будет, конечно, очень рад снова увидеть тебя. Приготовься же ехать сегодня же, ибо было бы неприлично нам оставаться в долгу перед царем этого острова, и недостойно нам оттягивать долее наш ответ и нашу посылку.

При этих словах халифа мир потемнел перед моими глазами, и я был поражен и изумлен до глубины души. Тем не менее мне удалось преодолеть свои чувства, чтобы не вызвать неудовольствие халифа; и хотя я раньше дал зарок никогда более не выходить за пределы Багдада, я облобызал землю перед халифом и ответил ему согласием и послушанием. Тогда он приказал выдать мне десять тысяч золотых динаров на путевые издержки и вручил мне письмо, написанное его собственной рукою, и подарки, предназначенные для царя острова Серендип.

И вот из чего они состояли. Прежде всего там было великолепное ложе из малинового бархата, которое, вероятно, стоило огромного множества золотых динаров; затем другое ложе, иного цвета, и еще одно, третьего цвета. Затем сто платьев из тонкой затканной материи из Куфы и Искандарии, и пятьдесят — из Багдада. Затем ваза из белого сердолика старинной работы, на дне которой был изображен вооруженный воин с натянутым луком, борющийся со львом. Много было еще и других вещей, перечислять которые было бы бесконечно долго, и, сверх того, пара коней лучшей арабской породы.

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ТРИСТА ДВЕНАДЦАТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Бесконечно долго, и, сверх того, пара коней лучшей арабской породы. Тогда мне поневоле пришлось ехать, и против желания на этот раз я сел в Басре на готовящийся к отплытию корабль.

Судьба настолько к нам благоволила, что спустя два месяца, день в день, мы прибыли на остров Серендип в полном благополучии. И я поспешил отвезти царю дары и письмо эмира правоверных.

Царь, увидав меня, расцвел и просиял; и он был весьма доволен учтивостью халифа. И он пожелал удержать меня подле себя на более долгий срок; но я не хотел оставаться дольше, чем это требовалось, чтобы успеть отдохнуть. После чего я простился с ним и, осыпанный знаками внимания и подарками, поспешил вновь взойти на корабль, чтобы вернуться в Басру тем же путем, каким прибыл.

Ветер был нам сначала благоприятен, и первое место, у которого мы причалили, был остров Сина[41]

. И действительно, до тех пор мы находились в состоянии полного довольства; и в течение всего переезда мы разговаривали между собой и болтали о том о сем с большой приятностью.

Но однажды, спустя неделю после того, как мы покинули упомянутый остров, где купцы делали различные мены и покупки, в то время как мы, по нашему обыкновению, спокойно отдыхали, внезапно над головами нашими разразилась страшнейшая гроза, и проливной дождь залил нас. Тогда мы поспешили натянуть холст на наши тюки и товары, чтобы избежать порчи их водой, и мы стали умолять Аллаха отвратить все опасности с нашего пути.

В то время как мы пребывали в этом состоянии, капитан корабля поднялся, затянул на себе пояс, засучил рукава и подобрал халат свой, затем влез на верхушку мачты, откуда принялся упорно смотреть то направо, то налево. Затем он спустился с пожелтевшим лицом, взглянул на нас с выражением полного отчаянья и начал молча наносить себе сильные удары по лицу и рвать свою бороду. Тогда мы, сильно испуганные, подбежали к нему и спросили его:

— Что случилось?

Он нам ответил: