Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Тогда я, для того чтобы он спустил меня с горы, сказал ему:

— Извини меня и не осуждай, так как я, право, не мог предвидеть пагубных последствий призывания имени Его! Обещаю тебе не произносить имени Его во время пути, если ты согласишься теперь перенести меня в дом мой!

Тогда крылатый нагнулся, взял меня к себе на спину и в мгновение ока перенес на террасу моего дома.

Когда жена моя увидела меня сходящим с террасы и входящим в дом после столь продолжительного отсутствия, она поняла все только что происшедшее и благословила Аллаха, еще раз спасшего меня от погибели. Потом после первых радостных излияний по случаю моего возвращения она сказала мне:

— Не следует отныне посещать жителей этого города, это братья демонов.

Я же сказал ей:

— Но как же отец твой жил с ними?

А она ответила на это:

— Отец мой не принадлежал к их обществу, не подражал им и не жил их жизнью. Во всяком случае, я не могу дать тебе лучшего совета, так как отец мой умер…

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что приближается утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ТРИСТА ПЯТНАДЦАТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Не могу дать тебе лучшего совета, так как отец мой умер; оставим этот нечестивый город и прежде всего продадим наше имущество, наш дом и имение. Продай все это как можно выгоднее, купи хороших товаров на некоторую часть вырученной суммы, и мы оба отправимся в Багдад, на твою родину, увидим родных твоих и друзей и будем жить в мире и безопасности, почитая Всевышнего Аллаха!

Тогда я выслушал ее и повиновался ей.

Тотчас же принялся я за продажу всех вещей, продавая каждую в свое время, и продал все, что досталось мне от дяди моего, шейха, покойного отца супруги моей, да будет милостив к нему Аллах. И обратил я таким путем в золото все, что нам принадлежало, и получил стократную прибыль.

Устроив это дело, я взял жену свою и накупленные мною товары, нанял себе судно и волею Аллаха совершил счастливое и выгодное плавание. Плыли мы от острова к острову и из моря в море и благополучно прибыли в Басру, где остановились на короткое время. Потом вверх по реке доплыли и до Города мира, Багдада.

Тогда с женою и богатствами своими направился я на свою улицу и в дом свой, где родные встретили меня с изъявлениями великой радости и очень полюбили супругу мою, дочь шейха.

И поспешил я окончательно устроить свои дела, убрал в склады мои прекрасные товары, запер свои богатства и мог наконец спокойно принимать поздравления друзей и близких, которые, сосчитав, сколько времени я находился в отсутствии, увидели, что седьмое и последнее путешествие мое продолжалось ровно двадцать семь лет. Я же рассказал им во всех подробностях свои приключения за это долгое время; и дал я обет, который, как видите, свято соблюдаю, никогда не предпринимать ни сухопутного, ни морского путешествия. И не забыл я возблагодарить Аллаха Всевышнего за то, что столько раз, несмотря на повторение моих ошибок, Он избавлял меня от опасностей и вернул в круг семьи и друзей! И таково было, о гости мои, это седьмое и последнее путешествие, которое окончательно излечило меня от страсти к приключениям.

Когда Синдбад-мореход закончил рассказ свой среди молчаливых и изумленных слушателей, он повернулся к Синдбаду-носильщику и сказал ему:

— Теперь, о Синдбад-носильщик, подумай о совершенных мной трудах, о трудностях, которые преодолел я милостью Аллаха, и скажи мне, не благоприятнее ли была для мира и спокойствия твоя собственная участь, участь носильщика, нежели та участь, которая досталась мне на долю? Конечно, ты жил бедняком, я же приобрел несметные богатства, — но разве не был вознагражден каждый из нас сообразно своим усилиям?

При этих словах Синдбад-носильщик поцеловал руку у Синдбада-морехода и сказал ему:

— Да благословит тебя Аллах, о господин мой, извини мою опрометчивость, побудившую меня спеть ту песню!

Тогда Синдбад-мореход велел разостлать скатерть и задал пир, продолжавшийся тридцать ночей. Потом он пожелал оставить при себе управителем Синдбада-носильщика. И жили они оба в дружбе и в радости до той поры, когда является разрушительница всякого земного счастья, разрывающая узы дружбы, уничтожающая дворцы и воздвигающая гробницы, — горькая смерть. Слава Тому, Кто не знает смерти!

Когда дочь визиря, Шахерезада, закончила свой рассказ о Синдбаде-мореходе, она почувствовала некоторую усталость, а видя наступление утра и не желая злоупотреблять данным ей позволением, она улыбнулась и умолкла.

Тогда маленькая Доньязада, слушавшая эту удивительную историю с широко открытыми от любопытства и изумления глазами, поднялась с ковра, на котором приютилась, и обняла сестру, говоря:

— О сестра моя Шахерезада, как сладки и милы слова твои, как прелестны и чисты они для слуха и сочны в своей свежести! И как ужасен и отчаянно смел Синдбад-мореход!

А Шахерезада улыбнулась ей и сказала:

— О сестра моя! Что все это в сравнении с тем, что расскажу вам обоим в следующую ночь, если еще буду жива милостью Аллаха и изволением царя!