Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И, все еще лежа на спине, Зумурруд взяла руку Али Шара и мягко положила ее на округлость меж своих бедер. И Али Шар при этом прикосновении почувствовал эту округлость, высокую, как трон, и пухлую, как курица, и более теплую, чем горло голубя, и более страстную, чем сердце, опаленное страстью; и эта округлость была гладкой и белой, тающей и огромной. И вдруг он почувствовал, что под его пальцами она волнуется, как мул, ужаленный в ноздри, или как осел, которого огрели поперек спины! При этом наблюдении Али Шар, удивленный до невозможности, сказал в душе своей: «У этого царя есть щель, это точно! И это самая удивительная вещь из всех чудес!» И Али Шар, воодушевленный этим открытием и отбросивший последние сомнения, внезапно почувствовал, что его зебб начал возводиться к пределу своего возведения.

Этой минуты и ждала Зумурруд. Она вдруг засмеялась во все горло и наверняка упала бы от этого на спину, если бы уже не лежала на спине, и при этом она сказала Али Шару:

— Как мог ты не узнать меня, рабу твою, о возлюбленный господин мой?

Но Али Шар, еще ничего не понимая, спросил:

— Рабу господина?.. Какого господина, о царь времен?

Она же ответила:

— О Али Шар я ведь невольница твоя Зумурруд. Неужели не узнаешь ты меня по всем этим признакам?

При этих словах Али Шар внимательнее вгляделся в царя и узнал в нем обожаемую им Зумурруд. Он заключил ее в свои объятия и стал целовать ее, полный радости и счастья. А Зумурруд спросила:

— Будешь и теперь противиться моим желаниям?

Но вместо ответа Али Шар распластался на ней, как лев на овце, и, узнав дорогу, он засунул свой пастуший посох в мешок с провизией и продолжал идти, не заботясь об узости пути. И в конце этой дороги он еще долгое время оставался длинным, прямым и упорным носильщиком при этих вратах, и он был имамом этого михраба[48]. А она, со своей стороны, не отставала от него ни на пядь, и поднималась с ним, и вставала на колени, и покатывалась, и вставала, и задыхалась, следовала за его движениями. И на объятия она отвечала объятиями, и на повороты — поворотами, и воздыханиями — на вздохи. И они отвечали друг другу такими стонами и криками, что два маленьких евнуха, привлеченные шумом, подняли занавес, чтобы посмотреть, не нуждается ли царь в их услугах. И перед их испуганными взорами явилось зрелище: их царь лежит на спине, юноша — в любовной позе поверх него и отвечает на удар ударом, и нападает с копьем, и вонзает, и метает. При виде всего этого два евнуха…

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ТРИСТА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Тут два евнуха поспешно отошли, говоря себе: «Несомненно, такие действия царя не соответствуют действиям мужчины, а скорее подходят для возбужденной женщины!» Однако они были достаточно осторожны, чтобы не разглашать этот секрет.

Когда наступило утро, Зумурруд облеклась в царские одежды и велела собраться на большом дворцовом дворе своим визирям, эмирам, советникам, военачальникам и именитым людям города, и она сказала им:

— Разрешаю вам, о вы все, мои верные подданные, сегодня же отправиться на ту дорогу, где вы встретили меня, приискать кого-нибудь другого и избрать его царем на мое место. Я решил отречься от престола и уехать в страну этого молодого человека, которого выбрал себе другом на всю жизнь; и это потому, что хочу посвятить ему все минуты своей жизни, так как отдал ему всю свою любовь. Уассалам!

На эти слова все присутствующие отвечали повиновением; невольники тотчас наперерыв принялись готовить все к отъезду и наполнять целые ящики дорожными съестными припасами, роскошными вещами, драгоценностями, великолепными одеждами, золотом и серебром. Все это навьючили на спины мулов и верблюдов. Когда же все было готово, Зумурруд и Али Шар сели в изукрашенный бархатом и парчой паланкин, прикрепленный к спине верблюда, и в сопровождении только двух маленьких евнухов возвратились в Хорасан, в город, где находился их дом и где жили их родные. И прибыли они туда благополучно; Али Шар же, сын Мадж ад-Дина, раздал щедрую милостыню бедным вдовам и сиротам и богато одарил друзей, знакомых и соседей своих. И жили Зумурруд и Али Шар долгие годы среди многочисленных детей, дарованных им Создателем. И достигли они крайних пределов радости и блаженства, продолжавшихся до той поры, пока не посетила их разрушительница всех радостей и разлучница любящих — смерть. Слава Тому, Кто живет вечно! И благословен Аллах на всех путях Своих!

— Но, — продолжала Шахерезада, обращаясь к царю Шахрияру, — ни одной минуты не думай, что рассказ этот восхитительнее рассказа о шести молодых девушках, из которых ни одна не походила на другую! И если стихи этого рассказа не превосходят все уже слышанные тобою, вели отрубить мне голову без малейшего промедления!

Потом Шахерезада сказала: