Душа твоя так же груба, как и тело твое! Шутки твои так тяжелы, что от них можно задохнуться! Резвость твоя убивает! А от смеха твоего лопаются барабанные перепонки! Когда любовник вздыхает в твоих объятиях и целует тебя, ты едва можешь дышать; когда же он обнимает тебя, ты обливаешься потом. Ты потная и липкая от пота! Во время сна ты храпишь; когда бодрствуешь — отдуваешься, как буйвол; ты двигаешься с трудом, а когда отдыхаешь, то твоя тяжесть давит тебя саму! Жизнь твоя проходит в том, что ты жуешь, как корова, и срыгиваешь, как верблюд!
Если ты мочишься, ты мочишь свои одежды, а когда кончаешь, то заливаешь матрас; когда ты ходишь под себя, то погружаешься в жидкость свою по шею; а если ты идешь в хаммам, то не сможешь дотянуться до своего причинного места, которое остается гнить в своем соке и запутываться в никогда не выщипываемых волосках! Если посмотреть на тебя спереди, ты подобна слону; сбоку — ты верблюд, а сзади — вздувшийся бурдюк.
Несомненно, это о тебе сказал поэт:
Прослушав все сказанное Райской Гурией, господин ее Али эль-Ямани сказал ей:
— Воистину, о Райская Гурия, ты обладаешь замечательным даром слова. И ты прекрасно говоришь, о Полная Луна. Но теперь пора вам сесть на свои места и дать слово златокудрой и темноволосой.
Тогда Солнце Дня и Уголек в огне поднялись и стали друг против друга, и первая, златокудрая, сказала своей сопернице:
— Обо мне, златокудрой, пространно написано в Коране. Это обо мне сказал Аллах: «Желтый цвет веселит глаз». Следовательно, мой цвет и есть лучший из цветов.
Цвет мой дивен, красота моя беспредельна, и прелесть бесконечна.
И это потому, что мой цвет дает золоту его цену, солнцу и другим светилам — их красу. Он золотит яблоки и персики и дает свой оттенок шафрану. Я даю цвет драгоценным камням и созревшему зерну. Осень обязана этому цвету красой своей, и земля красуется под лиственным покровом только потому, что солнце сгущает на листьях их желтый цвет.
Но когда, о темноволосая, твой цвет замечается на чем-нибудь, предмет теряет свою цену. Нет ничего более пошлого и менее красивого! Посмотри на буйволов, ослов, волков и собак! У них темная шерсть!
Назови хоть одно блюдо, в котором был бы приятен твой цвет! Ни драгоценные камни, ни цветы не знают его; только грязная медь похожа на тебя!
Ты не бела и не черна. А потому тебе не могут быть присвоены достоинства этих двух цветов и не могут быть применены к тебе хвалебные слова, к ним относимые!
Тогда господин сказал ей:
— Теперь пусть говорит Уголек в огне!
Темноволосая отроковица улыбнулась, и зубы ее засверкали, как жемчуг, и так как, кроме подобного темному меду цвета кожи, она обладала грациозными формами, дивным станом, соразмерностью всех частей тела, изящными движениями и черными как уголь волосами, которые ниспадали тяжелыми косами на ее чудную спину, достигая ягодиц, то она сначала помолчала, дала время полюбоваться ее красой и потом сказала своей сопернице:
— Слава Аллаху, не сотворившему меня ни жирной, ни безобразной, ни тощей и болезненной, ни белой, как алебастр, ни желтой, ни черной как уголь, но соединившему во мне с дивным искусством самые нежные оттенки и самые привлекательные формы! Впрочем, все поэты наперерыв воспевали меня на всех языках, и меня предпочитали во все времена все мудрецы.
Но, не воздавая сама себе хвалы, в которой я не нуждаюсь, вот несколько стихов, посвященных мне. Один поэт сказал…
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
Но когда наступила
она сказала:
Один поэт сказал:
А другой: