Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Тогда эмир Муса подошел к всаднику и толкнул его рукой. И тотчас же с быстротой молнии всадник повернулся, и лицо его остановилось в направлении, противоположном тому, по которому шли путешественники. И шейх Абдассамад признал, что ошибся и что всадник вернее указывает путь.

Тотчас же он повернул караван и вступил на новый путь и шел по нему целые дни и другие дни до тех пор, пока с наступлением ночи не дошел до столба из черного камня, к которому было приковано цепью странное существо. Только половина его тела виднелась над землей, остальная же глубоко ушла в землю. Выступавшая из земли часть туловища казалась чудовищем, рожденным адскими силами. Она была черна и огромна, как ствол засохшей и потерявшей свою листву старой пальмы. У чудовища было два громадных черных крыла и четыре руки, из которых две напоминали когтистые лапы львов. На ужасающем черепе его дико вращались стоявшие ежом, жесткие, как хвост дикого осла, волосы. В глазных впадинах его сверкали огненные глаза, между тем как посередине лба с двумя бычьими рогами открывался неподвижно устремленный глаз, из которого исходили зеленые лучи, напоминавшие глаза тигров и пантер.

При виде путешественников чудовище замахало руками и закричало ужасающим криком, как будто стараясь разорвать цепи, приковывавшие его к столбу. Объятый ужасом караван стоял неподвижно, не имея сил ни идти вперед, ни отступать.

Тогда эмир Муса спросил у шейха Абдассамада:

— Не можешь ли, уважаемый шейх, сказать нам, что все это значит?

Шейх же ответил:

— Клянусь Аллахом! О эмир, это превосходит мое понимание!

А эмир Муса сказал:

— Так подойди и спроси его! Быть может, он сам объяснит нам все!

И шейх Абдассамад не хотел показать, что боится; он подошел к чудовищу и закричал ему:

— Именем Господа, держащего в руках Своих мир, видимый и невидимый, заклинаю тебя, ответь мне! Скажи, кто ты, с каких пор ты здесь находишься и за что подвергся такой страшной каре?

Тогда чудовище залаяло.

И вот какие слова услышали эмир Муса, шейх Абдассамад и спутники их:

— Я ифрит из потомков Иблиса, отца джиннов. Зовут меня Дайш бен-Алаймош. Я прикован здесь незримою силой на веки веков. В былое время в этой стране, управлявшейся морским царем, стоял красный агатовый идол покровительницы Медного города, и я был сторожем и обитателем его. Действительно, я жил в самом идоле; и изо всех стран мира приходили вопрошать судьбу через мое посредничество и выслушивать мои изречения и прорицания.

Морской царь, подданным которого был и я, повелевал всем войском духов, не покорявшихся Сулейману ибн Дауду, и он назначил меня военачальником этого войска на тот случай, если возгорится война между ним и этим грозным повелителем духов. И война эта не замедлила вспыхнуть.

У морского царя была дочь, слух о красоте которой дошел до ушей Сулеймана. Он же, желая иметь ее в числе своих супруг, отправил гонца к морскому царю просить ее руки и в то же время приказывал ему разбить агатового идола и признать, что нет иного Бога, кроме Аллаха, и что Сулейман — пророк Его. И грозил он ему своим гневом и местью, в случае если желания его не будут немедленно исполнены.

Тогда морской царь собрал своих визирей и начальников джиннов и сказал им:

— Сулейман грозит всякими бедствиями, если не отдам ему своей дочери и не разобью агатовой статуи, в которой живет начальник ваш Дайш бен-Алаймош. Что вы думаете об этих угрозах? Должен ли я преклониться или же дать отпор?

И визири ответили:

— А зачем тебе бояться могущества Сулеймана? Разве силы наши не так же грозны, как и его силы? А его силы ты сумеешь истребить!

Потом обратились они ко мне и спросили и моего мнения. Тогда я сказал им:

— Единственным ответом нашим пусть будет то, что мы изобьем палками его гонца!

И это было тотчас же приведено в исполнение. И сказали мы этому гонцу:

— Возвращайся теперь к своему господину и уведомь его о своем приключении!

Когда Сулейман узнал о том, как обошлись с его посланным, он пришел в страшное негодование и сейчас же собрал все силы, которыми располагал: джиннов, людей, птиц и зверей. Асафу бен-Берехии[59] приказал он начальствовать над людьми, а царю ифритов Домриату — командовать всем войском джиннов в количестве шестидесяти миллионов и войском зверей и хищных птиц, собранных со всех концов земли, с островов и морей земных. И затем Сулейман во главе этого грозного войска вторгнулся в пределы царства морского царя, господина моего. И сейчас же по своем прибытии он выстроил войска свои в боевом порядке.

На обоих краях его он выстроил животных по четыре в ряд, а в воздухе велел быть большим хищным птицам, для того чтобы они служили часовыми и сообщали о малейших движениях наших, а также и для того, чтобы они внезапно кидались на воинов, вырывали и выкалывали им глаза. Авангард у него состоял из людей, арьергард же — из джиннов; и по правую руку свою он поставил визиря своего Асафа бен-Берехию, а по левую — Домриата, царя ифритов, живущих в воздухе.