Читаем Тысяча и одна ночь. В 12 томах полностью

Вся она от пола до потолка была наполнена только вазами и сосудами для питья, для яств и для омовений: то были сосуды из золота и серебра, тазы из горного хрусталя, кубки из драгоценного камня, подносы из нефрита или агата различных цветов.

Полюбовавшись всем этим, они хотели уже уйти, как вдруг им захотелось приподнять обширный занавес из шелка и золота, скрывавший одну из стен залы. За этим занавесом они увидели большую дверь, искусно выложенную слоновою костью и черным деревом и запертую тяжелыми серебряными задвижками, без всяких признаков замочной скважины. Тогда шейх Абдассамад принялся изучать механизм этих задвижек и закончил тем, что нашел пружину, которая и уступила его усилиям. Дверь сама отворилась и пропустила путников в дивную залу, всю высеченную в виде купола из цельного мрамора, так тщательно отполированного, что он казался стальным зеркалом. Из окон этой залы, сквозь решетки из алмазов и изумрудов, лился свет, придававший всем предметам неслыханное великолепие. Посреди залы возвышалось нечто вроде кафедры, обтянутой шелковыми и золотыми тканями. Кафедру эту поддерживали золотые пилястры, на каждой из них сидела птица с изумрудными перьями и рубиновым клювом. От кафедры шли ступени из слоновой кости и спускались к великолепному ковру ярких цветов и искусного рисунка, на котором цвели цветы без запаха, зеленели травы без влаги и жило искусственною жизнью его лесов множество зверей и птиц, схваченных искусством мастера во всей их природной красоте и во всей точности их линий.

Эмир Муса и его спутники взошли на кафедру и остановились на верхней площадке, остолбенев от удивления. Под бархатным пологом, усеянным алмазами и драгоценными камнями, на широком ложе из шелковых ковров, положенных один на другой, покоилась юная девушка с ослепительным цветом лица, с отяжелевшими от сна веками, оттеняемыми длинными изогнутыми ресницами, красота которой усиливалась дивным спокойствием ее черт, золотым венцом, придерживавшим ее волосы, диадемой из драгоценных камней, озарявшей ее лоб, и жемчужным ожерельем, ласкавшим ее золотистую кожу. По правую и левую сторону ложа стояли двое рабов; один из них был черный, другой белый, и были они вооружены мечами и стальными копьями. У самого ложа стоял мраморный стол, и на нем выгравированы были следующие слова:

Я дева Тадмора[69], дочь царя амаликитян[70].

Этот город — мой город.

Ты, путник, которому удалось проникнуть в него,

подойти сюда, ты можешь унести отсюда все,

что тебе понравится.

Но берегись и, привлеченный моими прелестями

и сладострастием,

не дерзай касаться меня рукою насильника!

Когда эмир Муса оправился от волнения, причиненного видом спящей отроковицы, он сказал спутникам своим:

— Пора нам удалиться отсюда, после того как мы увидели все эти изумительные вещи, и отправиться на берег моря, чтобы попытаться найти медные кувшины. Впрочем, вы можете взять в этом дворце все, что прельстит вас; но остерегайтесь и не поднимайте руки на царскую дочь и не прикасайтесь к ее одежде!

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ТРИСТА СОРОК ШЕСТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Но, — сказал эмир Муса спутникам своим, — не поднимайте руки на царскую дочь и не прикасайтесь к ее одежде!

Тогда Талиб бен-Сахль сказал:

— О эмир, ничто в этом дворце не может сравниться с красотою этой отроковицы. Жаль оставлять ее здесь, когда мы можем увезти ее в Дамаск и предложить халифу. Такой подарок имеет более цены, чем все кувшины с ифритами, лежащие на дне морском!

Эмир Муса ответил:

— Мы не должны прикасаться к царевне. Это было бы для нее оскорблением, а на наши головы навлекло бы бедствие!

Но Талиб воскликнул:

— О эмир, царевны, спящие или бодрствующие, никогда не противятся такому насилию!

И, сказав это, он подошел к отроковице и хотел взять ее на руки. Но вдруг упал мертвый, пронзенный мечами и копьями двух рабов, ударивших его и по голове, и в самое сердце. При виде этого эмир Муса не захотел ни минуты оставаться в этом дворце и приказал своим спутникам поспешить удалиться из него и идти к морю.

Когда они пришли на берег, то увидели множество черных людей, сушивших свои сети и отвечавших по-арабски на их приветствия, произнося обычную мусульманскую формулу. И эмир Муса сказал старшему из них, казавшемуся их начальником:

— О почтенный шейх, мы пришли сюда от имени нашего халифа Абд аль-Малика ибн Марвана искать в этом море кувшины, в которых заключены ифриты со времен пророка Сулеймана. Не можешь ли ты помочь нам в этом деле, а также и объяснить тайну этого города, где все люди остаются в неподвижности?

И старик ответил:

Перейти на страницу:

Все книги серии Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Похожие книги

История Золотой империи
История Золотой империи

В книге впервые публикуется русский перевод маньчжурского варианта «Аньчунь Гурунь» — «История Золотой империи» (1115–1234) — одного из шедевров золотого фонда востоковедов России. «Анчунь Гурунь» — результат многолетней работы специальной комиссии при дворе монгольской династии Юань. Составление исторических хроник было закончено в годы правления последнего монгольского императора Тогон-Темура (июль 1639 г.), а изданы они, в согласии с указом императора, в мае 1644 г. Русский перевод «История Золотой империи» был выполнен Г. М. Розовым, сопроводившим маньчжурский текст своими примечаниями и извлечениями из китайских хроник. Публикация фундаментального источника по средневековой истории Дальнего Востока снабжена обширными комментариями, жизнеописанием выдающегося русского востоковеда Г. М. Розова и очерком по истории чжурчжэней до образования Золотой империи.Книга предназначена для историков, археологов, этнографов и всех, кто интересуется средневековой историей Сибири и Дальнего Востока.

Автор Неизвестен -- Древневосточная литература

Древневосточная литература
Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания
Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания

Девятый том «Исторических записок» завершает публикацию перевода труда древнекитайского историка Сыма Цяня (145-87 гг. до н.э.) на русский язык. Том содержит заключительные 20 глав последнего раздела памятника — Ле чжуань («Жизнеописания»). Исключительный интерес представляют главы, описывающие быт и социальное устройство народов Центральной Азии, Корейского полуострова, Южного Китая (предков вьетнамцев). Поражает своей глубиной и прозорливостью гл. 129,посвященная истории бизнеса, макроэкономике и политэкономии Древнего Китая. Уникален исторический материал об интимной жизни первых ханьских императоров, содержащийся в гл. 125, истинным откровением является гл. 124,повествующая об экономической и социальной мощи повсеместно распространённых клановых криминальных структур.

Сыма Цянь

Древневосточная литература
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче

Предлагаемая читателю работа является продолжением публикации самого раннего из сохранившихся памятников корейской историографии — Самгук саги (Самкук саги, «Исторические записи трех государств»), составленного и изданного в 1145 г. придворным историографом государства Коре Ким Бусиком. После выхода в свет в 1959 г. первого тома русского издания этого памятника в серии «Памятники литературы народов Востока» прошло уже тридцать лет — период, который был отмечен значительным ростом научных исследований советских ученых в области корееведения вообще и истории Кореи раннего периода в особенности. Появились не только такие обобщающие труды, как двухтомная коллективная «История Кореи», но и специальные монографии и исследования, посвященные важным проблемам ранней истории Кореи — вопросам этногенеза и этнической истории корейского народа (Р.Ш. Джарылгасиновой и Ю.В. Ионовой), роли археологических источников для понимания древнейшей и древней истории Кореи (академика А.П. Окладникова, Ю.М. Бутина, М.В. Воробьева и др.), проблемам мифологии и духовной культуры ранней Кореи (Л.Р. Концевича, М.И. Никитиной и А.Ф. Троцевич), а также истории искусства (О.Н. Глухаревой) и т.д. Хотелось бы думать, что начало публикации на русском языке основного письменного источника по ранней истории Кореи — Самгук саги Ким Бусика — в какой-то степени способствовало возникновению интереса и внимания к проблемам истории Кореи этого периода.(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература