Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И, наклонившись к уху своего друга, она что-то шепнула ему. Он же отвечал:

— Слушаю и повинуюсь!

И позвал он одного из невольников, что-то приказал ему, и невольник исчез. Несколько минут спустя вошел кади и свидетели, которые и составили брачный договор и затем ушли, получив в подарок тысячу динариев, которые дала им Сетт Бадр. Я также хотел удалиться, но эмир не пустил меня, говоря:

— Да не будет сказано, что ты разделял лишь одни огорчения наши, не разделив нашей радости!

И пригласили они меня на пир, длившийся до зари. Затем они отпустили меня в отведенную для меня комнату.

Утром, когда я проснулся, маленький негр вошел ко мне с тазом и кувшином, и я совершил свои омовения и утреннюю молитву. После этого я пришел и сел в приемной комнате, куда вскоре пришли и молодые супруги, свежие и веселые после брачной ночи и хаммама. Я пожелал им доброго утра и поздравил, а затем прибавил:

— Я счастлив, что хотя бы в некоторой степени содействовал вашему союзу. Но клянусь Аллахом, эмир Джобар, если хочешь доказать мне свое расположение, объясни мне, что могло до такой степени раздражить тебя, что ты решился, на свое горе, расстаться с твоей милой Сетт Бадр?

Она уже рассказала мне о том, как молодая невольница, расчесав ее и заплетя косы, обняла ее и ласкалась к ней. Но, эмир Джобар, мне кажется совершенно невероятным, чтобы одно это обстоятельство могло так сильно раздосадовать тебя, если бы не было у тебя другой причины для гнева или других подозрений и улик.

При этих словах моих эмир Джобар улыбнулся и сказал мне:

— Ибн аль-Мансур, ты необыкновенно проницателен. Теперь, когда любимица Сетт Бадр умерла, угасла и моя досада. Я могу открыть тебе причину нашей размолвки. Она произошла оттого, что лодочник подслушал однажды их шутливые речи во время прогулки по реке. Он сказал мне: «Господин, как можешь ты терпеть женщину, которая смеется над тобой с любимой невольницей? Знай, что они опирались одна на другую, сидя у меня в лодке, и пели весьма оскорбительные для мужской любви вещи. И песня их кончилась такими словами: «Горячей огня пламенеют мои внутренности, но, когда подхожу к господину моему, пожар гаснет, и сердце мое холоднее льда при его ласках. Но господин мой — совсем другое дело: у него мягко то, что должно быть твердо, а что должно быть мягко, то твердо у него; потому что твердо сердце его, как камень, а другое мягко, как вода»».

Тогда при этом рассказе лодочника у меня потемнело в глазах, я побежал к Сетт Бадр и увидел то, что увидел. И этого было достаточно, чтобы утвердить меня в моих подозрениях.

На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что уж близок рассвет, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ТРИСТА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ,

она сказала:

Слова эти так поразили меня, что у меня потемнело в глазах, и я побежал к Сетт Бадр, где и увидел то, что увидел. И этого было достаточно, чтобы утвердить меня в моих подозрениях. Но благодарение Аллаху, теперь все позабыто.

Тогда попросил он меня принять сумму в три тысячи динариев как доказательство его благодарности за мои услуги; я же повторил ему свои добрые пожелания…

Но тут Ибн аль-Мансур внезапно прервал свой рассказ. Он вдруг услышал громкий храп, заглушивший его речь. То храпел халиф, которому наконец удалось заснуть, слушая этот рассказ. Поэтому Ибн аль-Мансур, боясь разбудить его, тихонько выскользнул в дверь, которую еще тише и осторожнее отворил ему старший евнух.

Шахерезада перестала говорить и, помолчав с минуту, взглянула на царя Шахрияра и сказала ему:

— Воистину, о благословенный царь, я удивляюсь, что и тебя не одолел сон во время моего рассказа!

Царь же Шахрияр сказал:

— Нисколько! Ты ошибаешься, Шахерезада! Мне вовсе не хочется спать в эту ночь; берегись, если ты сей же час не расскажешь мне чего-нибудь назидательного, я исполню по отношению к тебе то, чем грозил аль-Рашид своему меченосцу! Так, например, не можешь ли рассказать мне кое-что о средстве против женщин, которые мучают своих супругов ненасытностью своих плотских желаний и таким образом приближают их к краю могилы?

При этих словах Шахерезада подумала немного и сказала:

— Поскольку, о благословенный царь, мне особенно хорошо припоминается рассказ именно такого рода, сейчас я и расскажу его тебе.

И Шахерезада начала:

РАССКАЗ О МЯСНИКЕ ВАРДАНЕ И ДОЧЕРИ ВИЗИРЯ