— Знай, о тетушка, что я не забыл о своем обещании! Но до сих пор я еще не говорил тебе о приданом, которое потребую за дочь. Достоинства же дочери моей очень велики. Ты скажешь сыну своему, что брак его с эль-Сетт Бадрульбудур состоится, как только он принесет мне то, что требую в виде приданого, а именно: сорок больших блюд из литого золота, наполненных до краев такими же драгоценными камнями всех цветов и величин, какие он уже прислал мне на фарфоровом блюде; эти золотые блюда должны принести во дворец сорок молодых невольниц, прекрасных, как луны, а перед ними должны идти сорок молодых и крепких невольников; и все они должны быть великолепно одеты и составить шествие, которое и придет во дворец, чтобы поднести мне те сорок блюд с драгоценностями. И вот все, что я требую, добрая тетушка. Не хочу требовать больше с твоего сына, ввиду того что он уже прислал мне подарок.
Мать Аладдина, ошеломленная такими непомерными требованиями, вторично распростерлась перед троном и ушла отдавать сыну отчет в исполнении его поручения. И сказала ему:
— Ах, сын мой, я с самого начала советовала тебе не думать о браке с царевной Бадрульбудур!
И, беспрестанно вздыхая, рассказала она сыну о ласковом, впрочем, приеме царя и о тех условиях, на которых он соглашается выдать дочь свою. И прибавила она:
— Какое безумие с твоей стороны, дитя мое! Это еще ничего, что он требует золотые блюда и драгоценные камни! Ведь ты, конечно, будешь настолько неразумен, что опять пойдешь в подземелье и оборвешь там с деревьев все волшебные плоды! Но где же ты возьмешь сорок молодых невольниц и сорок молодых негров, скажи-ка! Ах, сын мой, если требование такое непомерное, это опять вина проклятого визиря. Я видела, как он наклонялся к уху царя и что-то шептал ему! Верь мне, Аладдин, откажись от этого намерения, оно приведет тебя к неминуемой гибели!
Но Аладдин только улыбнулся и сказал матери:
— Клянусь Аллахом, о мать моя, когда ты вошла с перекошенным лицом, я подумал, что ты принесла мне очень плохую весть! Но теперь вижу, ты всегда озабочиваешься такими вещами, о которых не стоит и думать! Осуши же глаза свои и успокойся! А со своей стороны, подумай только о том, чтобы приготовить нам поесть, так как я очень голоден. Мне же предоставь удовлетворить царя.
На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что приближается утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
А со своей стороны, подумай только о том, чтобы приготовить нам поесть, так как я очень голоден. Мне же предоставь удовлетворить царя.
И как только мать ушла на базар за необходимыми припасами, Аладдин поспешил запереться в своей комнате. И взял он лампу и потер в том месте, которое было ему известно. И в тот же миг явился дух, поклонился ему и сказал:
— Раб твой здесь, между рук твоих! Говори, чего хочешь? Я слуга лампы и в воздухе, когда летаю, и на земле, когда ползаю!
И Аладдин сказал ему:
— Знай, о джинн, что султан соглашается выдать за меня свою дочь, дивную красавицу Бадрульбудур, которую ты знаешь, но с условием, что я пришлю ему как можно скорее сорок блюд из литого золота самого высокого качества, наполненных до краев плодами-самоцветами, подобными тем, какие были на фарфоровом блюде и какие я нарвал с деревьев сада в том месте, где нашел лампу, которой ты служишь. Но это еще не все. Он требует, сверх того, чтобы эти блюда несли ему сорок невольниц, прекрасных, как луны, и чтобы вели их сорок молодых и здоровых негров в великолепных одеждах. Вот что и я требую от тебя! Поспеши же исполнить это в силу той власти, какую имею над тобою, как владелец лампы!
И дух ответил:
— Слушаю и повинуюсь!
И он исчез, но минуту спустя явился снова.
И за ним шли восемьдесят человек невольников, мужчин и женщин, которых он выстроил вдоль стены дома. И женщины несли на головах каждая по глубокому блюду из литого золота, до краев наполненному жемчугом, бриллиантами, рубинами, изумрудами, бирюзою и тысячей других драгоценных камней в виде плодов разных цветов и величин. И каждое блюдо было покрыто шелковыми газом, вышитым золотыми цветочками. И камни были намного великолепнее тех, что поднесены были султану на фарфоровом блюде. А дух, выстроив невольников, склонился перед Аладдином и спросил у него:
— Не потребуешь ли еще чего-нибудь, о господин мой, у слуги лампы?
Но Аладдин сказал ему:
— Нет, пока мне ничего не нужно!
И джинн тотчас же исчез.
Тут вошла мать Аладдина, нагруженная купленными на базаре припасами. И очень удивилась она, увидав такое нашествие; и подумала она в первую минуту, что султан прислал арестовать Аладдина за его дерзкую просьбу. Но Аладдин не замедлил разуверить ее, так как, не успела она еще снять покрывала с лица своего, сказал ей: