Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Прости, Анис! Один ты остаешься,Исходит кровью раненое сердце!Не неизбежность разделяет нас,А злая ревность. Радостью ехиднойНаполнилась завистников душа,Мое узрев отчаянье и муку.Но я клянусь, что ни единый муж,О милый мой, не овладеет мною,Явись он мне хоть с тысячей людей!

Затем села она на приготовленного для нее верблюда и, зная, что уже не увидится с Анисом, обратилась к дому и саду с прощальными стихами. И караван пустился в путь; впереди шел еврей, посредине Зейн аль-Мавассиф, а позади служанки.

Вот и все, что было с Зейн аль-Мавассиф и евреем, супругом ее.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ШЕСТЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И вот все, что было с Зейн аль-Мавассиф и евреем, супругом ее.

А о молодом Анисе скажу вот что. Когда на другое утро он заметил, что купец-еврей, несмотря на свое обыкновение, не пришел на базар, он чрезвычайно удивился и ждал его прихода до вечера. Но напрасно. Тогда решил он пойти узнать о причине такого отсутствия. И пришел он таким образом к входной двери и прочитал надпись, оставленную Зейн аль-Мавассиф. И понял он смысл ее, и, потрясенный, в отчаянии упал он на землю. Успокоившись же немного от волнения, причиненного отъездом возлюбленной, он навел справки о ней у соседей. И узнал он, что еврей, муж ее, увез ее в далекое путешествие со всеми служанками, множеством тюков и узлов, что взято ими шесть верблюдов и много провизии.

Узнав обо этом, Анис стал бродить по саду как безумный и сымпровизировал следующие стихи:

О, станем здесь оплакивать мы горькоС возлюбленной жестокую разлуку,Здесь, где стоит ее желанный дом,Где зеленеет сад ее тенистый,Где след ее, как в сердце у меня,

Не могут ветры буйные развеять!Ее здесь нет. Но сердце вслед за неюМое умчалось, и теперь оноПриковано к жезлам остроконечным,Что ускоряют мерный ход верблюдов.Приди, о ночь, чтоб свежестью своейМои ланиты жаркие обвеятьИ усмирить огонь, палящий сердце!О ветерок пустыни, дуновеньеТвое душисто от ее дыханья;Ужель узнать не мог ты от нее,

Как оживить хладеющие члены,Как осушить горячих слез ручьи?Увы! Сигнал уж подан вожакомВо тьме ночной, и караван поднялся,Пока не тронул ветер предрассветныйСвоим дыханьем спящие поля.Верблюды грузно стали на колени,Их нагрузили тяжкими вьюками;В свой паланкин вошла теперь она…Она исчезла. Караван далёко.Она, увы, исчезла, и одинБрожу я грустно по следам любимым

И, в отдаленье следуя за ней,Дороги пыль слезами орошаю.

В то время как он предавался размышлениям и воспоминаниям, услышал он карканье ворона, свившего себе гнездо на одной из пальм в саду. И он сымпровизировал такие стихи:

О мрачный ворон! Для чего осталсяТы здесь, в саду подруги опустелом?Явился ль ты, чтоб голосом зловещимСо мною плакать о любви страданьях?«Увы! Увы!» — ты в уши мне кричишь,И за тобой неутомимо эхоТвердит печально так: «Увы! Увы!»

Потом, изнемогая от стольких огорчений и мук, Анис лег на землю и заснул. И возлюбленная явилась ему во сне, и был он счастлив с нею, сжимал ее в своих объятиях, и она также. Но вдруг пробудился он — и все исчезло. И себе в утешение он мог только сымпровизировать такие стихи: