Читаем Тысяча и одна ночь. В 12 томах полностью

Когда царь франков увидел входившую дочь свою и встретился с нею глазами, он не мог сдержать сильного гнева и, наклонившись на своем троне, грозя ей кулаком, закричал:

— Горе тебе, проклятая дочь! Ты, конечно, отреклась от веры предков твоих, если покинула таким образом жилище отца и вернулась к обесчестившим тебя неверным. Без сомнения, и сама смерть твоя не может смыть вполне позор, которым ты покрыла имя христианское и честь нашего рода! Ах ты, проклятая, готовься к смерти, тебя повесят у дверей церкви!

Но царевна Мариам, нисколько не смутившись, отвечала:

— Тебе известна моя прямота, о отец мой. Я не так виновна, как ты думаешь. В чем же преступление мое, если я захотела вернуться в край, который солнце согревает своими лучами и где мужчины добродетельны и крепки здоровьем? И что делала бы я здесь, среди священников и евнухов?

При этих словах гнев царя дошел до крайних пределов, и закричал он своим палачам:

— Уберите с глаз моих эту гнусную дочь и уведите ее, чтобы казнить самой жестокой смертью!

Когда палачи уже собирались схватить царевну, старый кривой визирь, хромая, дошел до трона и, поцеловав землю между рук царя, сказал:

— О царь времен, позволь рабу твоему выразить просьбу раньше, нежели умрет царевна!

Царь сказал:

— Говори, о старый преданный визирь мой, опора христианства!

И визирь сказал:

— Знай, о царь, что недостойный раб твой давно уже очарован прелестями царевны. И вот почему я пришел просить, чтобы ее не казнили, а как единственную награду за многие доказательства моей преданности твоему престолу и христианству выдали бы за меня замуж. К тому же я так безобразен, что этот брак, который для меня будет милостью, в то же время может послужить карой царевне за ее ошибки. Сверх того, я обязуюсь держать ее взаперти во дворце моем, и отныне ей невозможно будет убежать, и будет она защищена от попыток со стороны мусульман выкрасть ее.

Выслушав эти слова своего старого визиря, царь сказал:

— Твоему желанию нет препятствий! Но что будешь ты, бедный, делать с этой головней, зажженной адским огнем? И разве ты не боишься последствий такого брака для головы своей? Клянусь Мессией! На твоем месте я немало бы подумал, прежде нежели решиться на такое важное дело.

Но визирь ответил:

— Клянусь Мессией! Не обольщаю себя ничем и вполне понимаю всю серьезность положения. Но я сумею действовать так осмотрительно, что супруга моя не будет предаваться предосудительным излишествам.

При этих словах царь франков затрясся от смеха на своем троне и сказал старому визирю:

— О хромоногий, желаю, чтобы на голове твоей выросло два слоновых клыка! Но предупреждаю тебя, если ты выпустишь мою дочь из своего дворца или не помешаешь ей прибавить лишнее приключение к столь позорным для нашей фамилии прочим приключениям, то голова твоя немедленно слетит с плеч! С таким только условием даю тебе мое согласие!

И старый визирь принял условие и поцеловал ноги царя.

Немедленно извещены были о предстоявшем браке священники, монахи и патриархи, а также все христианские сановники. И по этому случаю во дворце давались большие празднества. По окончании же церемоний отвратительный старый визирь вошел в комнату царевны. Да не допустит Аллах, чтобы безобразие оскорбило ослепительную красоту! И пусть эта вонючая свинья издохнет прежде, нежели загрязнит чистое!

Но мы еще встретимся с ними.

Что касается Нура, отправившегося на берег, чтобы купить необходимую для царевны одежду, то, возвращаясь с платьем, покрывалом и парой туфель из лимонно-желтого сафьяна, он увидел в гавани толпу чем-то взволнованного народа. И спросил он о причине этого волнения, и сказали ему, что экипаж франкского корабля неожиданно напал на привязанное неподалеку судно и сжег его, похитив с него перед тем молодую девушку. При таком известии Нур изменился в лице и без чувств упал на землю.

Когда же некоторое время спустя он пришел в себя, то рассказал присутствующим о своем печальном приключении. Но повторять этого нет надобности. И все принялись осуждать его и осыпать упреками, говоря:

— Так тебе и надо! Зачем ты оставил ее одну? Очень нужно было уходить и покупать ей покрывало и новые туфли лимонно-желтого цвета?! Разве не могла она сойти на берег в старом платье и закрыть пока лицо куском полотна или другой какой-нибудь ткани?! Да, Аллах свидетель, ты получил только то, что заслужил!

Между тем подошел шейх, которому принадлежал хан, где жили Нур и царевна после своей первой встречи, и узнал он бедного Нура, и, увидав его в таком жалком положении, спросил о причине, и, узнав, в чем дело, сказал ему:

— Разумеется! Покрывало было совершенно лишним, а равно новое платье и желтые туфли. Но еще менее полезно — говорить об этом. Пойдем со мной, сын мой! Ты молод, и, вместо того чтобы плакать о женщине и приходить в отчаяние, ты должен лучше пользоваться своею молодостью и своим здоровьем. Пойдем, род красивых девушек еще не угас в нашей стране! И мы сумеем найти для тебя египтянку, прекрасную и опытную в любви, которая, без сомнения, вознаградит тебя за потерю этой франкской царевны.

Перейти на страницу:

Все книги серии Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Похожие книги

Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания
Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания

Девятый том «Исторических записок» завершает публикацию перевода труда древнекитайского историка Сыма Цяня (145-87 гг. до н.э.) на русский язык. Том содержит заключительные 20 глав последнего раздела памятника — Ле чжуань («Жизнеописания»). Исключительный интерес представляют главы, описывающие быт и социальное устройство народов Центральной Азии, Корейского полуострова, Южного Китая (предков вьетнамцев). Поражает своей глубиной и прозорливостью гл. 129,посвященная истории бизнеса, макроэкономике и политэкономии Древнего Китая. Уникален исторический материал об интимной жизни первых ханьских императоров, содержащийся в гл. 125, истинным откровением является гл. 124,повествующая об экономической и социальной мощи повсеместно распространённых клановых криминальных структур.

Сыма Цянь

Древневосточная литература
Смятение праведных
Смятение праведных

«Смятение праведных» — первая поэма, включенная в «Пятерицу», является как бы теоретической программой для последующих поэм.В начале произведения автор выдвигает мысль о том, что из всех существ самым ценным и совершенным является человек. В последующих разделах поэмы он высказывается о назначении литературы, об эстетическом отношении к действительности, а в специальных главах удивительно реалистически описывает и обличает образ мысли и жизни правителей, придворных, духовенства и богачей, то есть тех, кто занимал господствующее положение в обществе.Многие главы в поэме посвящаются щедрости, благопристойности, воздержанности, любви, верности, преданности, правдивости, пользе знаний, красоте родного края, ценности жизни, а также осуждению алчности, корыстолюбия, эгоизма, праздного образа жизни. При этом к каждой из этих глав приводится притча, которая является изумительным образцом новеллы в стихах.

Алишер Навои

Поэма, эпическая поэзия / Древневосточная литература / Древние книги