На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И мы сумеем найти для тебя египтянку, красивую и опытную в любви и которая, без всякого сомнения, вознаградит тебя за потерю этой франкской царевны. Но Нур, не переставая плакать, ответил:
— Нет, клянусь Аллахом, добрый дядя, ничто не вознаградит меня за утрату царевны и не заставит забыть о моем горе!
Шейх спросил:
— Так что же ты будешь делать теперь? Судно уплыло с царевной, и слезами ты делу не поможешь.
Нур же ответил:
— Вот поэтому-то я и хочу возвратиться в город царя франков и вырвать оттуда мою возлюбленную!
Шейх же сказал:
— Ах, сын мой, не слушай внушений своей безумно смелой души! Если тебе и удалось увезти ее в первый раз, то остерегайся второй попытки и не забывай пословицу: «Не каждый раз, как его бросят, остается цел кувшин».
Однако Нур ответил ему:
— Благодарю тебя, дядя, за благоразумные советы, но ничто не испугает меня и не помешает мне идти отвоевать мою возлюбленную, даже подвергаясь опасности положить за это драгоценную жизнь души моей!
А так как волею судьбы в гавани именно в это время находилось судно, готовое к отплытию на острова франков, то молодой Нур поспешил сесть на него; и тотчас же снялось судно с якоря.
Шейх же, хозяин хана, был совершенно прав, предупреждая Нура об опасностях, которым он шел навстречу самым необдуманным образом. Действительно, царь франков со времени последнего приключения своей дочери поклялся Мессией истребить мусульман на земле и на море; и велел он снарядить сто военных кораблей, чтобы преследовать мусульманские суда, опустошать берега и повсюду сеять разорение, резню и смерть. Поэтому в то самое время, когда судно, на котором находился Нур, вступило в воды франкских островов, его встретил один из этих военных кораблей, взял в плен и отвел в гавань царя франков именно в тот самый день, когда давался первый праздник по случаю бракосочетания кривого визиря и царевны Мариам. И чтобы отпраздновать должным образом это событие и удовлетворить свое желание мести, царь приказал посадить на кол всех взятых в плен мусульман.
Это зверское приказание и было исполнено, и все пленники один за другим были посажены на кол перед воротами дворца, в котором справляли свадьбу. Оставался один только молодой Нур, когда царь, присутствовавший со всем своим двором при казни, внимательно взглянул на него и сказал:
— Не знаю, но, клянусь Мессией, мне кажется, что это тот самый молодой человек, которого я недавно уступил церковной сторожихе. Каким образом он оказался здесь после побега своего? — И прибавил царь: — А пусть его посадят на кол за то, что убежал!
Но в эту минуту кривой визирь приблизился к царю и сказал:
— О царь времен, я также дал обет. Я обещался умертвить у дверей моего дворца трех молодых мусульман, чтобы призвать благословение на брак мой. Прошу тебя, дай мне возможность исполнить мой обет и позволь мне выбрать трех пленников из тех, что были взяты на мусульманском судне!
Царь же сказал:
— Клянусь Мессией! Я не знал о твоем обете! Иначе я уступил бы тебе не троих, а тридцать пленников. Теперь у меня остался только этот, возьми его, пока не наберется еще!
И визирь увел с собою Нура с намерением полить его кровью порог своего дворца; но, сообразив, что обет его не был бы в точности исполнен, если бы не принес он в жертву разом троих мусульман, он велел бросить закованного в цепи Нура в дворцовую конюшню, где в ожидании казни собирался мучить его голодом и жаждой.
В конюшне же кривого визиря стояло два коня-близнеца дивной красоты, благороднейшей арабской крови, история происхождения которых была положена в небольшой мешочек, висевший у них на шее на золотой с бирюзой цепочке. Один из коней был бел, как голубица, и звали его Сабик, а другой — черен как ворон, и звали его Лагик. Эти дивные кони славились и у франков, и у арабов и возбуждали зависть и у царей, и у султанов. Но у одного из этих коней было бельмо на глазу, и не удалось свести его искуснейшим из мудрецов. Сам кривой визирь пробовал лечить его, так как был сведущ по части медицинских наук, но он сумел только усилить болезнь, и бельмо сделалось еще менее прозрачным.
Когда визирь привел Нура в конюшню, тот заметил бельмо у лошади и стал улыбаться. Визирь же заметил это и сказал:
— О мусульманин, почему ты улыбаешься?
А Нур ответил:
— Я смотрю на это бельмо.
А визирь сказал:
— О мусульманин, я знаю, что твои единоплеменники хорошо умеют обращаться с лошадьми и лучше нас умеют лечить их. Не потому ли ты улыбаешься?
Нур же, прекрасно знавший ветеринарное искусство, ответил:
— Вот именно! Во всем христианском царстве нет человека, который сумел бы вылечить эту лошадь! Я же могу! Что дашь ты мне, если завтра глаз этой лошади будет здоров, как глаза газели?
Визирь ответил:
— Я обещаю тебе жизнь и свободу и тотчас же назначу тебя начальником моих конюшен и придворным ветеринаром!
Нур сказал:
— В таком случае развяжи меня!