Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Тогда Гассан Бадреддин взял лист бумаги, вынул из-за пояса письменный прибор, выбрал из коробочки самый лучший очиненный калям, опустил его в пропитанную чернилами вату, находившуюся внутри прибора, потом он сел, положил лист бумаги на свою левую ладонь и, держа калям в правой руке, сказал своему отцу Нуреддину:

— О отец мой, внимаю твоим словам!

И Нуреддин начал так:

— «Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного…» — и продиктовал сыну всю свою историю от начала и до конца.

Потом он велел сыну записать, в какой день он прибыл в Басру и в какой день состоялась его свадьба с дочерью старого визиря. И он продиктовал ему всю свою генеалогию, и имена всех своих предков, и имена их отцов и их дедов, и все свои отличия — личные и наследственные, — и все, что касалось рода его отца и рода его матери.

Потом он сказал сыну:

— Сохрани этот лист бумаги. И если по воле судьбы тебя постигнет несчастье, то вернись туда, где родился я, твой отец Нуреддин, в благословенный город Каир. Там ты спросишь адрес твоего дяди-визиря, который живет в нашем доме; передай ему мой поклон, пожелай ему мира и скажи ему, что я умер, и что я скорбел о том, что умираю на чужбине, вдали от него, и что перед смертью у меня было лишь одно желание — увидеться с ним! Вот, сын мой Гассан, те советы, которые я хотел дать тебе. Умоляю тебя, не забывай их!

Тогда Гассан Бадреддин тщательно сложил бумагу, посыпав ее песком, обсушив и приложив печать своего отца-визиря; потом он зашил ее в свой тюрбан[72], просунув между материей и феской[73]

, но, желая предохранить бумагу от влаги, он тщательно завернул ее в кусок вощеного холста.

Справившись с этим делом, он весь предался своему горю и залился слезами, целуя руку своего отца Нуреддина и ужасаясь при мысли, что он остается один на свете и что лишится в такие юные годы лицезрения отца. И Нуреддин не переставал давать наставления своему сыну Гассану Бадреддину, пока не отдал богу душу.

Тогда Бадреддин предался глубокой печали, и вместе с ним печалились султан и все эмиры, и великие, и малые. Потом визиря Нуреддина похоронили со всеми почестями, подобавшими его сану.

И Гассан Бадреддин в течение двух месяцев исполнял похоронные обряды; и во все это время он ни на минуту не отлучался из своего дома и забыл даже в своем горе о том, что ему нужно пойти к султану. А султан, не понимая того, что только печаль держит прекрасного Гассана Бадреддина вдали от него, подумал, что тот не желает его видеть и избегает его. И он пришел в ярость, и, вместо того чтобы назначить Гассана визирем на место отца его Нуреддина, он назначил на это место другого, а к себе приблизил другого молодого придворного.

Не довольствуясь этим, султан приказал опечатать и отобрать в казну все его имущество: и все его дома, и все, что было в них. Потом он приказал схватить Бадреддина и привести его во дворец закованным в цепи. И новый визирь поспешил взять с собой нескольких придворных и направился к дому Гассана, который и не подозревал о несчастье, которое ему угрожало.

А между молодыми невольниками царского дворца был один юный мамелюк, который очень любил Гассана Бадреддина. И, узнав о приказании султана, он полетел стрелой к молодому Гассану, который сидел у себя опечаленный, с поникшей головой и удрученным сердцем, отдаваясь мыслям о покойном отце. И мамелюк сообщил ему о том, что ожидает его.

Тогда Гассан спросил:

— Есть ли еще время захватить что необходимо для моего бегства в чужие страны?

И молодой мамелюк отвечал:

— Время дорого! Думай теперь только о том, как бы поскорее скрыться отсюда!

Услышав это, юный Гассан, одетый как был и не успев ничего захватить с собой, вышел со всевозможной поспешностью, закрыв полами одежды свою голову, чтобы его не узнали. И он шел не останавливаясь, пока не очутился за городом.

Когда жители Басры узнали о приказе арестовать юного Гассана Бадреддина, сына покойного визиря Нуреддина, и отобрать в казну его имения и о его предполагаемой смерти, они были очень поражены и говорили с удивлением:

— О, как жаль такого красивого и очаровательного молодого человека!

Проходя же неузнаваемым по улицам, юный Гассан слышал эти сожаления и восклицания. Однако он спешил еще более и продолжал идти вперед еще быстрее, и его жребий и судьба были таковы, что он очутился как раз у кладбища, на котором была усыпальница его отца. Тогда он вошел на кладбище и прошел мимо других могил и приблизился к усыпальнице своего отца. Только тут опустил он свое платье, которым до этого времени была закрыта его голова, и вступил под купол усыпальницы, решив провести здесь ночь.

И вот когда он здесь присел, отдавшись своим мыслям, он увидел, что к нему приблизился один еврей, купец, хорошо известный во всем городе. И этот купец возвращался из соседней деревни и держал путь к городу. Проходя мимо могилы Нуреддина, он заглянул внутрь и увидел там юного Гассана Бадреддина, которого он тотчас же узнал. Тогда он вошел в усыпальницу, почтительно приветствовал юношу и сказал ему: