Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— О мой господин! Какое у тебя изменившееся и расстроенное лицо, — у тебя, при твоей красоте! Уж не постигло ли тебя новое несчастье, еще большее, чем смерть твоего отца, визиря Нуреддина, которого я так чтил и который любил меня и уважал? Но так было угодно Аллаху в святом Его милосердии.

Однако юный Гассан Бадреддин не пожелал говорить об истинной причине перемены в его лице и ответил ему так:

— Когда я заснул сегодня после полудня на своей постели, я увидел во сне, что ко мне приблизился мой покойный отец и начал сурово упрекать меня за то, что я недостаточно усердно посещаю его могилу. Тогда я, исполнившись страха и скорби, сразу же проснулся и, потрясенный, поспешно прибежал сюда. И ты видишь меня еще находящимся под этим тягостным впечатлением.

Тогда еврей сказал ему:

— О господин мой, уже давно я собирался повидаться с тобой и переговорить об одном деле; и судьба благоприятствует мне сегодня, поскольку я встретил тебя. Знай же, о юный господин мой, что визирь, твой отец, с которым я вел дела, снарядил в далекий путь корабли, которые скоро придут, нагруженные товарами на его имя.

Если ты желаешь уступить мне грузы с этих кораблей, я предлагаю тебе по тысяче динариев за каждый груз и могу заплатить тебе тотчас же наличными деньгами.

И еврей вытащил из-под своего платья кошель, наполненный золотом, отсчитал тысячу динариев и предложил их тотчас же юному Гассану, который не преминул принять это предложение, ниспосланное ему Аллахом, чтобы вывести его из того затруднительного положения, в котором он находился.

Потом еврей прибавил:

— А теперь, о господин мой, напиши мне расписку в получении денег и приложи к ней твою печать.

Тогда Гассан Бадреддин взял бумагу, которую протянул ему еврей, и калям, обмакнул его в медную чернильницу и написал на бумаге следующее: «Свидетельствую, что написавший эту бумагу есть Гассан Бадреддин, сын покойного визиря Нуреддина, — да помянет его Аллах в Своем милосердии! — и что он продал еврею такому-то, сыну такого-то, купцу из Басры, груз первого корабля, который прибудет в Басру, из числа кораблей, принадлежавших его отцу Нуреддину; и все это за сумму в тысячу динариев — ни более ни менее». Потом он приложил свою печать внизу листа и передал его еврею, который ушел, почтительно поклонившись.

Тогда Гассан заплакал, думая о своем покойном отце, и о своем прежнем положении, и о нынешней своей участи. Но когда наступила ночь, он лег на могиле своего отца, и на него снизошел сон, и он заснул в усыпальнице. И он спал, пока не взошла луна; в этот момент голова его скатилась с надгробного камня, он повернулся и лег на спину, и таким образом лицо его было ярко освещено луной и блистало во всей своей красе.

А это кладбище было местом, посещаемым джиннами из рода добрых джиннов, из джиннов мусульман, правоверных. И вот случайно одна прекрасная джинния захотела подышать в этот час свежим воздухом при лунном свете, и она проносилась мимо спящего Гассана, и увидела его и заметила его красоту и изящные пропорции его тела, и была сильно удивлена, и сказала:

^{Одна прекрасная джинния увидела спящего Гассана, и заметила его красоту и изящные пропорции его тела.}

— Хвала Аллаху! О, какой красивый юноша! Поистине, я влюбилась в его прекрасные глаза, и я угадываю, какой они черноты и какой белизны!

Потом она сказала себе: «В то время, пока он спит, я хочу еще полетать немного, прогуляться по воздуху». И она продолжила свой полет и поднялась очень высоко, чтобы освежиться; и в вышине она встретила на своем пути джинна, тоже правоверного. И она мило приветствовала его, и он почтительно ответил на ее поклон. Тогда она сказала ему:

— Откуда ты идешь, товарищ?

И он отвечал:

— Из Каира.

И она ему сказала:

— Хорошо ли себя чувствуют правоверные в Каире?

И он отвечал:

— Благодарение Аллаху, хорошо!

Тогда она сказала:

— Не хочешь ли ты, товарищ, пойти со мною подивиться красоте одного молодого человека, который заснул на кладбище Басры?

И джинн отвечал:

— Я к твоим услугам.

Тогда они взялись за руки и вместе спустились на кладбище и направились к спящему Гассану.

И джинния сказала джинну, подмигивая ему:

— Ну? Не права ли я?

И джинн, ошеломленный дивной красотой Гассана Бадреддина, воскликнул:

— Аллах! Аллах! Он не имеет себе подобного; он создан для того, чтобы возбуждать желание у всех женщин! — Потом, подумав немного, он прибавил: — Однако, сестра моя, я должен сказать тебе, что я видел кое-кого, кого можно сравнить с этим прекрасным юношей.

И джинния воскликнула:

— Этого не может быть!

И джинн сказал:

— Аллах свидетель! Я видел! И это было в Египте, в Каире! И это дочь визиря Шамзеддина!

И джинния сказала ему:

— Но я ее не знаю.

И джинн сказал:

— Слушай же. Вот ее история.