Они – союзники – дают оружие, снаряжение, продовольствие и деньги. Транспорты уже подходят к ревельскому порту. Но кому это давать? Политическому совещанию, состоящему при Юдениче? Но ведь оно никакой власти не имеет, оно – миф, а если бы оно и существовало как реальность, оно только испортило бы дело, как показывает опыт его деятельности с мая по август. Нужны, стало быть, радикальные меры. Ну, а таковые порою подсказывают некоторую бесцеремонность…
Мы намеренно останавливаемся именно на этой психологии среднего Марша и Пира-Гардона, потому что другой в тогдашней обстановке у них быть не могло, потому что во славу подлинной демократии они так же мало стали бы тогда ломать копья, как их учитель и хозяин Ллойд Джордж на Парижской конференции. Они видели просто своим невооруженным глазом, что с Политическим совещанием дальше работать невозможно.
Отсюда – инициатива и стремительность действий в деле образования Северо-Западного правительства.
Глава XIII
Юденич и Северо-Западное правительство
Оно, наконец, составилось. Эмбрионально, без определенных форм, без точно очерченной программы, но с верой в дело.
Юденич после некоторых протестов вошел в это правительство как военный министр, сохраняя за собой звание Главнокомандующего Северо-Западной армии. Его власть, конечно, была умалена. Прежде он был хозяином дела, диктатором, наместником Колчака, а состоявшее при нем Политическое совещание было ему подвластно, отныне же он будет только главнокомандующим.
Так, по крайней мере, предполагали лица, вошедшие в состав правительства, особенно элементы демократические и социалистические. При этом, однако, некоторые из них, ввиду первоначальной явной неопределенности взаимоотношений между главнокомандующим и правительством, пошли на хитрость. Они предложили включить Юденича также в состав министерства и дать ему портфель военного министра. Таким образом, по их мнению, правительство было бы гарантировано от «сюрпризов» со стороны Верховного военного командования и связь между обоими учреждениями постепенно упрочилась бы. Рядом с этим авторитет правительства как на фронте, так и в тылу заметно усилился бы, не было бы ропота и в армии, особенно в офицерской коллегии, против мнимого умаления прав главнокомандующего правительством, потому что главнокомандующий – член этого правительства, несущий ответственность за его действия и наравне с другими министрами…
Это был маневр, рассчитанный на то, чтобы хоть «как-нибудь» заполнить зияющее отсутствие определенности взаимоотношений между главнокомандующим и правительством, допущенное в первый же день образования правительства.
Юденич это предложение принял. Он тоже пустился на маневр. В качестве члена правительства, военного министра, он вечно будет в курсе внутренней его кухни, будет гарантирован от сюрпризов, а те его предположения и намерения в области управления армией и тылом, которые, если бы они не исходили от власти главнокомандующего, встретили бы оппозицию правительства, ныне, наоборот, этим правительством будут санкционироваться…
Конечно, Юденич отлично разбирался – несмотря на всю свою политическую ограниченность – в том, что с момента образования правительства его власть диктатора сильно ограничена. Он отдавал себе отчет и в двусмысленности своего положения, с одной стороны, как главнокомандующего, получившего свою власть от Колчака, а с другой – как члена правительства, которое Колчаком пока не признается и едва ли будет признано вследствие основного расхождения политических принципов.
Настолько Юденич действительно «еще разбирался» в политике, чтобы понять, что Северо-Западное правительство с его демократической программой не есть наместничество Омска. Но у него были свои планы – и напрасно те же сторонники покойного Политического совещания, да и сами члены его, которые еще несколько дней назад чуть ли не молились на генерала-диктатора, ныне, когда он вошел в состав правительства и согласился делить с ним власть, возопили вдруг к небу: «Да какой же это диктатор, если он капитулирует перед первым встречным англичанином?»
Впрочем, и эти выкрики, как потом стало ясно, были рассчитаны только на то, чтобы скрыть от общественности один весьма существенный факт, оказавший свое пагубное влияние на весь последующий ход событий, а именно – что конспиративная связь между Юденичем и отдельными членами бывшего Политического совещания ни на одну минуту не порывалась, а в исключительно важные моменты была решающей.
Но об этом – впереди.
У Юденича сейчас был свой «план». Он рассуждал так:
Положение вещей требует моего смирения, ибо если я не приемлю правительства в том виде, как оно мне поднесено генералом Маршем, я не получу ни оружия, ни снабжения, и в таком случае от операции на Петроград придется отказаться. Это правительство, однако, со всеми его лозунгами связывает меня только до поры до времени. Если операция на Петроград удастся, я вновь – хозяин положения, а победителей не судят…