Убийство на Дворянской

– Не пропущу ни одной лавки, не сомневайтесь! – лихо козырнул бравый поручик. – Заодно верну женин долг директору Минеральных вод.

После его стремительного ухода расследователь какое-то время постоял в задумчивости, поглядывая в блокнот. Затем взял саквояж, еще раз осмотрел комнату, где стряслась беда, и переместился в малую гостиную. Она была обита голубыми штофными обоями и заставлена столами, креслами, стульями, тумбочками, диваном и шифоньером красного дерева. В ней наличествовали средних размеров люстра и несколько массивных бронзовых канделябров. В простенках между высокими окнами висели дорогие зеркала, а на стенах – копии работ Кипренского и Иванова. Повсюду стояли цветы в горшках: азалия, бальзамин, бегония, герань.

Приоткрыв форточку в окне и сев за большой стол, Хитрово-Квашнин достал трубку и попросил слугу с редким именем Мардарий, приставленного хозяйкой к дверям малой гостиницы, разжечь ее. Когда дворовый справился с поручением, он, пуская облачка дыма, положил перед собой список всех присутствующих в доме, разгладил его и стал читать:

– «Лета 1829 года, мая 24 дня. Город Петродар. Убийство в доме коллежского асессора И.В. Водошникова. Хозяева: коллежская асессорша Амалия Елисеевна Водошникова, жена жертвы, 45 лет. Не имеющий чина Николай Иннокентьевич Водошников, старший сын, 24 года. Коллежский регистратор Иван Иннокентьевич Водошников, средний сын, 22 года. Не имеющий чина Марк Иннокентьевич Водошников, младший сын, 20 лет. Ольга Иннокентьевна Водошникова, дочь, 17 лет. Гости: московский купец Аркадий Иннокентьев сын Водошников, младший брат жертвы, 45 лет. Вдовая капитанша Евпраксия Елисеевна Сотинская, старшая сестра хозяйки, 47 лет. Кадет Александр Сотинский, ее сын, 18 лет. Вдовая поручица Аделаида Елисеевна Аристова, младшая сестра хозяйки, 27 лет. Вдовая коллежская асессорша из Москвы Екатерина Евстафьевна Несмелова, 43 года. Иностранец Бэзил Эддингтон, 40 лет. Посетители: приезжий господин, сказавшийся помещиком Тверской губернии, пришел в 8:45, ушел в 9:00; не имеющий чина Афанасий Степанович Кузьмин, 42 года, пришел в 9:45, ушел в 9:55; губернский секретарь Андрей Никитич Андреев, компаньон жертвы, 45 лет, пришел в 10:45, покинул дом в начале двенадцатого». Так, штаб-лекарь показал, что убийство имело место около одиннадцати часов утра. Подозрение падает на Андреева!.. Но… но Андрей Никитич просто не мог сделать такое?! Это порядочный, уважаемый всеми человек… Хм-м, однако ж, факт остается фактом… Эй, кто-нибудь!

В тот же миг в дверях возникла тощая фигура лакея.

– Как тебя, запамятовал?

– Мардарий, ваша милость, – поклонился слуга.

– Позови-ка сюда квартального поручика.

Через минуту Хитрово-Квашнин втолковывал дюжему, широкоплечему унтер-офицеру:

– У калитки подежурит конюх, а ты поспеши в Управу благочиния. Пусть Меньшиков выделит тебе двух помощников и выпишет постановление на обыск в доме губернского секретаря Андреева, проживающего на улице Межевой. Лично обыщи Андреева на предмет денег и драгоценностей. Особое внимание обрати на его левый рукав, нет ли на нем каких-либо темных пятен. Все на этом, отправляйся.

Прикрыв за Талдыкиным дверь, он постоял некоторое время в задумчивости у окна. Через форточку слышно было, как в дальнем конце улицы звучали под звон гитар веселые цыганские песни. «Там скачут, а у нас плачут», хмыкнул он, снова присев к столу и взяв в руку список.

– Слуги: камердинер Игнатий, лакей Мардарий, лакей Леонтий, лакей Лазарь, лакей Северьян, горничные Меланья, Аксинья, Мавра, Минадора, Олимпиада, повар Дормидонт, кухарка Аграфена, кучер Галактион, конюх Куприян, дворник Панфил, отставной дворник Макар… С самом конце списка Муратов удосужился отметить время приема пищи. В 9 часов утра в доме пьют чай, в 12 часов завтракают, в 16 часов обедают, в 18 часов полудничают, в 21 час – вечерний чай. Ну, в общем-то, как и во всех дворянских домах. – Он вынул трубку изо рта. – Эй, как тебя… Мардарий!

Лакей приоткрыл дверь с вопросительным выражением на лице.

– Пришли-ка сюда камердинера, – приказал Хитрово-Квашнин.

Спустя минуту старик вошел в гостиную и застыл у двери. Вид у него был подавленный, он то и дело вздыхал, прикладывая к глазам носовой платок.

– Где это цыгане заливаются, Игнатий?

– У Матвеевских. Курортники другой день гуляют.

– Вон оно что. Пройди, присядь на стул.

– Благодарю покорно, ваша милость, постою.

– Как знаешь… Вижу, любил ты барина.

– Любил, это правда. Ведь я при нем и не упомню сколько лет. Обихаживал Иннокентия Власыча с тех пор, когда он еще в купцах значился. Ведь тогда многие богатые купцы дворовых имели. На мне и постель, и растопка камина, и уборка, и гардероб. Обновки ему покупал, обувь держал в лучшем виде, брил его перед зеркалом… Сказать по справедливости, меня он ценил, поблажки делал, читать и писать выучил.

– Другие в доме, как я заметил, не очень-то о нем тужат.

– Оно так. А все потому, что порядок любил Иннокентий Власыч, строг был да взыскателен. Вот и охладели к нему.

– Ты, говорят, был в камердинерской, когда вор в кабинет пробрался.