– Поздний вечер, – заводит улан очередную короткую историю. – Едут в четырехместной карете мать с дочкой, обе иностранки, юный корнет и зрелый поручик. Корнет, прекрасно разбирающийся во французском, полностью завладевает вниманием дам, насмешливо посматривая на поручика, который не очень смыслит в этом языке. Он в раздражении. Карета сворачивает в неосвещенный проулок. В почти кромешной темноте раздается звук поцелуя, и следом – звук пощечины. Карета вновь оказывается под светом фонарей. Все сидят на своих местах, но под глазом корнета расплывается синяк. У каждого свои мысли по этому поводу. Дочь думает: «Чего это вдруг корнет к маман полез целоваться?» Мать с удовлетворением отмечает про себя: «Хорошо же проучила дочка нахального юнца!» Корнет осторожно касается пальцами синяка и болезненно хмурится: «Ну и поручик, ну и прохвост – сам поцеловался, а в глаз мне дали!» Зрелый служака ухмыляется в усы: «Браво! Сам себя в руку поцеловал и молодому петушку синяк подвесил!»
Еще один кавалер, пехотный подпоручик с пышными усами и бакенбардами, порядком набравшийся горячительных напитков, притянув к своей груди руку перезрелой девицы, пылко восклицал:
– Ради вас я готов на все! Кубарем скачусь с Соборной горы, в мундире переплыву Верхний пруд, взберусь на самое высокое дерево в Английском парке! Только прикажите!
– Вот заливает, пехота! – ухмыльнулся Зацепин, посмотрев на распалившегося подпоручика.
Пройдя к свободному месту за одним из двух длинных столов, он опустился на стул и поискал глазами служителя. Облаченный в безупречный черный фрак и белые перчатки, тот склонился над ним в ту же минуту:
– Как всегда, шампанского и плитку шоколада, господин поручик?
– Верно, да пошустрее!
Заказ был исполнен почти мгновенно. Зацепин закинул ногу на ногу и принялся попивать холодное шипучее вино, откусывая шоколад и прислушиваясь к гулу голосов. Посетители в мундирах говорили, главным образом, о недавно закончившейся войне с Турцией. Высокий, подтянутый мужчина с сединой на висках, по виду отставной кирасир, вдруг поднялся на ноги и затянул басом «Боже, Царя храни!» Офицеры, в том числе и Зацепин, как по команде встали, сняли головные уборы и, приложив руку к сердцу, начали подпевать. Их примеру последовали прочие. К гимну остался равнодушен лишь один посетитель, худощавый малый в светло-синем фраке, голубых панталонах, с пенсне на носу и цветастым галстуком-бабочкой на шее. Развалившись за столиком, он продолжал, как ни в чем не бывало, болтать со своей дамой. У Зацепина от ярости потемнело в глазах. Он выхватил наградной пистолет, подскочил к нему и проревел:
– Вста-а-ть!
Человек в пенсне от неожиданности рухнул на колени и забормотал что-то нечленораздельное.
– Отчего не подпеваем? – рявкнул Зацепин. – Игнорируем!
Снизу донесся не то плач, не то лепет.
– Что вы себе позволяете? – взвизгнула дама, сверкнув гневными глазами. – Перед вами иностранец, австрийский подданный!
– Австриец? – переспросил поручик, смягчаясь. – Хм-м… Ну, это, разумеется, несколько меняет дело!
Он спрятал оружие и вернулся на место. Иностранный гость, испуганно косясь в его сторону, поднялся на ноги и не садился до тех пор, пока не прозвучали последние слова гимна. Буфет наполнился громом аплодисментов. Послышались крики «ура» и здравицы в честь побед русского оружия. Основной упор в последовавших разговорах делался на том, как в конце войны блистательная Порта, забыв о своем величии, срочно запросила мира.
– Пусть турки только попробуют снова закрыть пролив Босфор, мы им покажем!
– Кишка тонка у этих османов!
– Не посмеют!
Зацепин выпил еще вина, поменял положение ног и почувствовал, что носок сапога коснулся какого-то предмета. Он посмотрел вниз и увидел лежащий на полу пузатый бумажник. Находка тут же перекочевала в его карман. «Фортуна, однако!» – мелькнуло в голове поручика. – Недурно, весьма недурно». Допив вино и рассчитавшись, бравый офицер поправил мундир и в самом приятном расположении духа направился к выходу. У двери его плечо неожиданно тронула чья-то рука. Обернувшись, он увидел высокого дворянина с тонкими чертами лица в модном черном фраке, цилиндре и светлых панталонах со штрипками.
– Cекунду, поручик, – прозвучал твердый баритон незнакомца. – Я видел, как вы только что присвоили портмоне. Если откажитесь поделиться со мной его содержимым, последуют неприятности. Вам ведь не хочется объясняться с полицией?
Зацепин на мгновение опешил, но затем быстро прокрутил в голове создавшуюся ситуацию. Она была, по всем выкладкам, не в его пользу. Ничего не оставалось, как согласиться с предложением высокого господина.
– Хорошо, отойдем в сторону, – сказал он с плохо скрытым раздражением.
В бумажнике лежала тысяча, следовательно, каждому претенденту досталось по пятьсот рублей. «И эта сумма мне вполне сгодится!», мелькнуло в голове поручика. Но не успел он засунуть свою долю в карман, как перед ним возник среднего роста темноволосый человек в фуражке и мундире почтового ведомства с крупной родинкой на левой щеке. Его сопровождал квартальный надзиратель Горлов.