Убийство на Дворянской

– Ладно, об этом позже… Так вот, высокий господин, купив дорогого табаку и пару красивых носовых платков, усмотрел на полке ту самую шпагу. «Что это у вас? Дайте-ка взглянуть… Бог мой, не верю своим глазам! Шпага Суворова! Прославленному полководцу ее подарила сама императрица. Смотрите, на клинке выгравировано: «Виват, Екатерина Великая! Богу! Отечеству!» А вот и остатки позолоты на рукояти. Откуда здесь эта вещь?» Заболоцкий отвечает: «Заложил один проезжий чиновник». Дворянин в волнении: «Где он живет, как его найти? Я готов сейчас же выложить за реликвию пять тысяч серебром… Боже, коллекционеры умрут от зависти!» Купец, почуяв наживу: «Не знаю, где живет хозяин шпаги. Он обещал придти ко мне сегодня… в чаc пополудни. «Я непременно буду в лавке к этому времени», – пообещал дворянин и оставил свою визитную карточку, на которой было выведено: «А.А. Вышеславцев». Ровно в одиннадцать часов к Заболоцкому вбегает поиздержавшийся почтовый служащий, отдает двенадцать рублей и в большом волнении требует шпагу назад. Заболоцкий ему: «Знаете, я готов купить вашу шпагу за пятьсот рублей». «Какие пятьсот рублей!» – кричит чиновник. – «Меня только что угостил завтраком один незнакомец. Я поведал ему о моем бедственном положении, о том, что пришлось заложить в лавке старинную шпагу. Узнав, что на клинке выгравировано: «Виват, Екатерина Великая! Богу! Отечеству!» он обещал выкупить у меня ее за пять тысяч серебром. Вот это удача! Бог услышал мои молитвы!» Заболоцкий закусил удила: «Постойте, предлагаю за шпагу пять с половиной тысяч». Чиновник трет подбородок, а купец ему: «Хорошо, берите шесть тысяч». Тот, более не раздумывая, соглашается: «Договорились, но деньги мне нужны сейчас же». Заболоцкий в волнении закрыл лавку, повел чиновника домой и отсчитал положенную сумму денег. А когда с трясущимися руками понес шпагу к местному коллекционеру, то выяснилось, что ему всучили дешевую подделку, которая ничего не стоит. Сталь не лучше, чем у кухонного ножа, к гравировке руку приложил бездарь, а позолота не что иное, как медь.

Хитрово-Квашнин во все время рассказа только саркастически хмыкал, поднимал бровь и разглядывал резьбу на черенке пенковой трубки.

– Ну, надо же, – проговорил он, когда поручик замолчал. – Все продумано до мелочей. Мошенники сыграли на страсти купца к быстрой наживе… А с тобой-то что стряслось, бедолага?

Зацепин сокрушенно вздохнул и коротко поведал о своем несчастье.

– Таких простаков, как ты, Ардалион Гаврилыч, еще поискать! – покачал головой Хитрово-Квашнин. – Клюнуть на такую нехитрую уловку!.. Мог бы догадаться, что это аферисты. Ты же слышал от Меньшикова, как выглядел один из них! Ну, опиши мошенников?

– Охо-хо, даже не вспомнил о словах полицмейстера… Так, у высокого черты лица тонкие, небольшие усы, у его товарища внешность простая. Глаза маленькие, лицо же широкое, что твоя разделочная доска.

– Цвет глаз? Какие-нибудь особые приметы?

– Глаза какого цвета?.. Не рассмотрел, был в сильном расстройстве. А примет особых вроде никаких и нет.

– Да-а, Ардалион Гаврилыч, наблюдательностью тебя Бог явно обделил… Хм-м, мошенники не знают отдыха: афера со шпагой, проникновение в кабинет Водошникова, случаи с Наливкиным и купцом Раковым, кража в соборе, твой казус с бумажником. Сомнений нет, в Петродар пожаловали опытные гастролеры. А начали они, похоже, с того, что выудили у младшего сынка Водошниковой тысячу рублей… Приглашу-ка я для дачи показаний нашего художника. А ты, Ардалион Гаврилыч, принимайся за допрос дворовых людей.

Марк Водошников, среднего роста сухощавый блондин, одетый в серый сюртук и белые панталоны, вошел в малую гостиную, словно опасаясь чего-то. Поправив на носу очки в тонкой золотой оправе, он осторожно присел на указанный ему стул.

– Марк Иннокентьич, начну без предисловий, – сказал Хитрово-Квашнин, достав из кармана блокнот и карандаш. – Как вы относились к отцу?

– Если говорить честно, – сказал юноша после некоторой паузы, немного картавя, – то без особой любви, побаивался его. Папаша был крут, всех нас гнул на свой ноготь. Такой уж был человек.

– Неужели с тех самых пор, когда вы и ваши братья еще были в нежном возрасте?

– Николая он недолюбливал с самого начала, считал, что мать прижила его на стороне. К нам с Иваном изменился в худшую сторону позднее, когда мы повзрослели и заимели свой взгляд на жизнь. Ему это не понравилось.

– Понятно, – пробормотал расследователь, записывая показания. – А скажите-ка мне, Марк Иннокентьич, что вы поделывали сегодня около одиннадцати часов?

– Был на пленэре. Это через дорогу, на склоне холма. Закончил картину «Гладь Петровского пруда».

– Когда вернулись домой?

– К завтраку, где-то в половине двенадцатого.

– Из дома до приезда полиции выходили?

– Нет.

– Хорошо, ваши показания мы проверим… А теперь вот о чем. Вчера вы отдали мошенникам тысячу рублей. Как же было дело? Мне это нужно знать хорошенько. Чем быстрее изловить проходимцев, тем меньше будет одураченных.

ГЛАВА 9