Убийство на Дворянской

Молодому человеку явно не хотелось выставлять себя в невыгодном свете, но серьезный вид расследователя лишил его воли. Поерзав на стуле, прокашлявшись, он неуверенно начал:

– Вчера после утреннего чая и пленэра я зашел в штофную лавочку купца Трафимова, что возле Новобазарной площади. Раньше хозяин торговал вином навынос, на днях же взял патент, вот и попросил меня нарисовать вывеску с пузатым штофом и рюмками на скатерти. Приладив вывеску над входной дверью, он накрыл для меня стол с вином и закусками. Я выпил, наверное, рюмки три, когда ко мне подсел приезжий в мундире чиновника Министерства народного просвещения.

– Каков из себя?

– Среднего роста, лет тридцати, – продолжал невнятно художник.

– Говорите громче.

– Лицо широкое, гладковыбритое, волосы темные, глаза карие, бородавка меж бровей, – повысил голос юноша. – Ну, выпили немного, разговорились. Усмотрев у меня этюдник, приезжий попросил показать, над чем работаю. Я открыл крышку и показал «Гладь Петровского пруда». «Это то, что надо», – говорит он, оценивающе осматривая полотно. «Слушайте, в Петродар пожаловал один богач. Сорит деньгами направо и налево. Имеет одну странную особенность: к городам-курортам, где ему случалось влюбляться, он питает самые нежные чувства и всегда готов купить за большие деньги ту или иную картину местных художников. В позапрошлом году в Баден-Бадене завел роман с княгиней Урусовой, так купил у какого-то немца полотно с видом города за три тысячи! В прошлом году в Пятигорске с головой ушел в связь с графиней Закревской. Отдал за картину «Пятигорск в конце мая» меньшую сумму, две тысячи рублей, но только потому, что робкий художник не посмел торговаться. Здесь, в Петродаре, влюбился на днях в одну красавицу, прибывшую из северной столицы. Глаз с нее не сводит! Хотите, я познакомлю вас с ним? Не скромничайте, просите за холст не менее пяти тысяч». «Понимаете, картина еще не закончена», – пытаюсь объяснить случайному знакомому. «Не хватает нескольких мазков?» – спрашивает он. – «Пустяки! Вы получите за картину большие деньги и поможете мне выпутаться из неприятностей. Дело в том, что сегодня до двух часов дня я обязан заплатить долг чести – тысячу рублей, которых у меня, увы, нет. И тут – вы! Мы повстречались так кстати! Полагаю, моя доля в намечающейся сделке как раз и составит тысячу рублей». Я пожал плечами, а собеседник вышел наружу и вскоре вернулся с высоким весьма импозантным человеком лет тридцати трех. «Превосходная работа!» – сказал он приятным баритоном, глядя на картину. – Эти верные неброские тона… Пруд хорош, удивительно хорош. Два дня назад я катался на лодочке по его глади с Лидией… Cколько вам заплатить за картину? Тысячу, две?» «Пять тысяч», – едва сумел пролепетать я. «А вы не переоценили свое мастерство, молодой человек?.. Не надо объяснений! Я готов заплатить эту сумму. Но вот что необходимо уяснить. Вчера я проигрался в карты. Вчистую! Посыльный к моему воронежскому знакомому уже в пути, прибудет сегодня вечером. По рукам?.. Вот и прекрасно!.. Честь имею! До вечера». Я поспешил домой, взял у матери тысячу рублей и отдал случайному знакомому. Ни его, ни высокого господина, увы, я больше не видел.

Хитрово-Квашнин немного помолчал, затем коснулся руки юноши и наставительно проговорил:

– Вот что значит довериться абсолютным незнакомцам! И как вы могли так легко пойти у них на поводу? Что ж, впредь наука, молодой человек… Будет неплохо, если вы по памяти нарисуете для меня портреты мошенников на бумаге. А теперь подробнее о приметах двух господ. Говорите, ваш первый знакомец имел карие глаза?..

Внеся в записную книжку сведения о внешнем облике заезжих аферистов, штабс-ротмистр, произнес:

– Ценитель живописи из меня так себе, неважный, но хотелось бы взглянуть на ваши художества. Вы не будете против?.. Где ваша комната?

– В мезонине с видом на Дворянскую, дверь направо. Буду рад показать вам свои скромные картины.

– Обязательно зайду! – Хитрово-Квашнин выбил золу из трубки в мраморную пепельницу. – Попросите сюда старшего брата.

Николай Иннокентьевич Водошников был высоким худощавым человеком с несколько вытянутым лицом, обрамленным рыжеватыми волосами. Живые светло-зеленые глаза, тонкие усики и клинышком бородка придавали ему некоторое сходство с идальго Дон Кихотом. Хитрово-Квашнину почему-то пришло в голову, что великовозрастный старший сын Амалии Елисеевны, так и не заимевший чина, официальные бумаги, вроде купчих и закладных, обязан подписывать как «недоросль Н.И. Водошников». Усевшись в кресло, он закинул ногу на ногу, набил табак в трубку и позвал слугу. В дверях возникла тощая фигура Мардария. Водошников указал глазами на трубку, и через минуту слуга вернулся с длинными щипцами, в которых был зажат тлеющий уголек из камина. Когда Хитрово-Квашнин набил свою трубку, оба дворянина закурили.

– Николай Иннокентьич, вам придется ответить мне на несколько вопросов, – начал расследователь.

– Ну-ну, – шевельнул пальцами Водошников, давая знать, что готов к началу разговора.