– Эх, если бы знать наперед… Евстигней Харитоныч, вот тут на альбомных листах я набросал портреты мошенников, обманувших меня в лавке купца Трафимова. Как, кстати, обстоит дело с их поимкой?
– Благодарствую!.. Пытаемся изловить паршивцев.
Окинув взглядом изображения гастролеров, Хитрово-Квашнин еще раз поблагодарил художника и направился к двери. Провожая его, хозяин мастерской вдруг остановился.
– Евстигней Харитоныч, я кое-что вспомнил!
– Что такое?
– Примету одного из мошенников. Того, кто изображал из себя богатого дворянина. Она незначительная, но, возможно, вам сослужит службу. У него на левой руке между большим и указательным пальцем расположены три крохотных родинки в виде многоточия. Я ведь художник, привык подмечать мелкие детали. Забыл, а теперь вот вдруг пришло на ум.
***
Уездный суд располагался в здании присутственных мест. Когда Потеряев, Ларин и дворецкий, миновав длинный коридор и прихожую, оказались в большой с выбеленными стенами комнате, там кипела необыкновенно прилежная писарская работа. Около дюжины канцеляристов, одетых в сюртуки и фраки, сидя в разных позах за столами, уделяли порученному делу все свое внимание. Гусиные перья, большей частью с обрезанными опахалами, поскрипывая, быстро порхали по листам. Кто-то писал просто и угловато, без затей, другие размашисто выводили что-то вроде вензелей с разного рода завитками. Двое молодых наемных служащих, громко сопя, старательно удаляли скребками с журнала заседаний присутствия и реестра нерешенных дел результат собственных погрешностей – жирные чернильные кляксы.
– Ну, и скрип стоит! – шепнул Ларин Потеряеву. – Ишь, как их с утра разобрало, трудятся, аки пчелы.
– Кроме двоих.
– Это дворянские заседатели, поручик Потулов и подпоручик Чехметьев. Писари их, конечно, побаиваются, но настоящий страх на них наводит секретарь. Значит, он где-то поблизости… Ну, а вам, Павел Михалыч, придется раскошелиться. В уездном суде просто так только мухи плодятся. Сейчас начнут тянуть, на занятость ссылаться, измучаетесь с ними.
– Бьюсь об заклад, что все пройдет как по маслу! – Потеряев вытянул вперед правую руку.
Ларин ухмыльнулся и пожал ее.
– Опять вы спорить… Ладно, десятку ставлю на то, что сейчас здесь начнется тягомотина!.. Э-э, а вон и наш секретарь из присутствия выходит… Михаил Иваныч, утро доброе!
Невысокий, худощавый человек с крючковатым носом, коего в городе называли «хозяином уездного суда», завидя вошедших, поспешил им навстречу.
– Анисим Агапыч, здравствуйте, – проблеял он тонким голосом. – Здоровы ли? Как ваша женушка, детишки?
– Здоровы все, покорнейше благодарю.
– Что привело вас сюда?
– Дела, Михаил Иваныч, но только не мои, а моего спутника, петербургского купца 1-й гильдии Павла Михалыча Потеряева. Прошу любить и жаловать.
Канцеляристы оставили свою писанину, зашушукались и устремили взоры на высокорослого столичного торговца. Дворянские заседатели, ведшие между собой оживленную беседу, и те удостоили его взглядом.
– Секретарь уездного суда коллежский регистратор Яковлев, – представился чиновник с легким поклоном. – Так вот какой вы из себя… Наслышаны, милости просим! Что у вас за дельце?
– Дом присмотрел в вашем городе, – пояснил Потеряев. – Штаб-лекаря Вайнгарта. Надо бы написать просьбу, составить купчую, а потом, не откладывая, и совершить.
Наклонившись, он шепнул секретарю на ухо несколько слов.
– Штаб-лекаря? – проговорил тот, кивая головой. – А где же он сам?
– У меня доверенность от господина, – протиснулся вперед дворецкий.
– А, Панкрат Иваныч. Это ничего, это можно… Пройдите к столоначальнику гражданского стола… Алексей Иваныч, по вашу душу… Что такое? Нечего глазеть! За работу, бездельники!
– Ах, что б вас, лодыри! – гаркнул один из заседателей, успев хлопнуть какому-то нерасторопному писарю реестром пониже спины. Шум перьев возобновился с новой силой. Некоторые канцеляристы, демонстрирую перед начальством примерное усердие, свернули головы на бок так, что волосы их почти касались журналов.
Посетители прошли к длинному столу, в торце которого восседал человек лет пятидесяти в опрятном сюртуке с медными пуговицами, волосами и бакенбардами, тронутыми сединой, с очками на носу и гусиным пером в руке. Это был губернский секретарь Алексей Иванович Горлов, младший брат квартального надзирателя, старейший чиновник уездного суда и столоначальник или повытчик гражданского стола, в состав которого входил крепостной стол, где совершались купчие крепости.