Убийство на Дворянской

– Я слышал, у вас верющее письмецо имеется, – произнес он приятным голосом, откладывая перо с большим опахалом в сторону. – Позвольте-ка ознакомиться с ним. Так, что мы здесь видим: «Человеку моему, Панкрату Иванову сыну. Имею я намерение продать каменный дом, состоящий в городе Петродаре первой части на Дворянской улице с деревянным флигелем, со всеми надворными постройками и двумя усадебными местами. В таком случае, если окажутся желающие люди, то оной дом со всем строением и местами за известную тебе цену продать и, где следует, написав купчую, руку к оной вместо меня приложить и по совершении в крепостной книге вместо меня расписаться. Я тебе верю, и что учинишь, впредь спорить и прекословить не буду. Петродарский штаб-лекарь коллежский асессор Осип Петров сын Вайнгарт. Мая, 25 дня, 1829 года»… Что ж, ни к чему не придерешься… Михаил Александрыч, что у нас насчет запрещений к продаже дома штаб-лекаря?

Вопрос был адресован племяннику столоначальника, исполнявшего должность надсмотрщика крепостных дел. Коллежский регистратор раскрыл одну из лежавших перед ним толстых книг и, обнаружив нужную запись, сказал:

– Запрещений нет, Алексей Иваныч.

– Вот и хорошо… Просьбу, как я понял, вы не написали. – Губернский секретарь посмотрел на петербуржца. – Ну, это поправимо. Лев Ксенофонтьич, помогите составить просьбу, приготовьте лист гербовой бумаги!

Пока шли приготовления к написанию купчей, Ларин обратил внимание на губернского секретаря Павла Николаевича Иванова, столоначальника уголовного стола. Тот сидел на своем месте и на основании жалобы пытался втолковать местному мелкопоместному дворянину о неправомерности его поведения в отношении крепостных крестьян.

– Никодим Никанорыч, поймите, – говорил он внушительно, – вы слишком жестко обошлись с Пантелеем Ивановым.

– Да что ж я такого жестокого учинил? – отвечал помещик, непонимающе хлопая глазами и перекладывая из руки в руку короткий арапник.

– Как что? Во-первых, вы обругали его вором, разбойником, скотиной, обезьяньей рожей, наконец…

– Обезьянья рожа и есть, холоп треклятый!

– Во-вторых, выдрали у него клок волос.

– А, по-вашему, его надо было причесать?

– В-третьих, били палками…

– А чем же его драть прикажите? Веником?

– Но во время наказания вы ему спину еще и солью натерли.

– А я должен был присыпать ее сахарной пудрой?

Глядя на лютого помещика, Ларин покачал головой. «Вот от таких кровопийц и бегут людишки в леса, дабы разбойничать», – подумалось ему.

Сразу после того как Потеряев заплатил дворецкому оговоренные деньги, писец уездного суда Сырский, попавший днем ранее под жернова кипучей энергии поручика Зацепина, вывел на целом листе гербовой бумаги: «Лета тысяча восемьсот двадцать девятого, мая двадцать пятого дня, коллежский асессор Осип Петров сын Вайнгарт продал я санкт-петербургскому купцу Павлу Михайлову сыну Потеряеву и наследникам его крепостной cвой каменного строения дом с деревянным флигелем, надворным строением и двумя усадебными местами, состоящими в городе Петродаре в первой части на Дворянской улице, за который дом со строением и усадебными местами взял я, Вайнгарт, с него, Потеряева, денег государственными ассигнациями две тысячи рублей, а на пред сей купчей оной дом со строением и усадебными местами от меня иному никому не продан, не заложен, ни в каких крепостях не укреплен и ни за что не отписан. Вместо коллежского асессора Вайнгарта по данной от него доверенности его дворовый человек Панкрат Иванов сын руку приложил».

Купчую засвидетельствовали и руку к ней приложили дворянские заседатели, канцеляристы Горловы, коллежские регистраторы Николай Дмитриевич Донской и Александр Герасимович Попов и секретарь суда Яковлев, приписавший: «Запрещения нет, свершить по закону». Последний проявил активность доселе невиданную: ни на минуту не упускал из виду ход сделки, подгонял надсмотрщика, наставлял столоначальника, строго отчитал писца, когда тот невзначай сделал едва заметную кляксу. Ларину оставалось только покачивать головой и думать о неизбежной потере целой десятки.

Когда купчая была оформлена и занесена в крепостную книгу с росписями продавца в лице его поверенного и покупщика и удержаны пошлинные деньги, Потеряев приобнял секретаря, поблагодарил членов уездного суда и в прекрасном настроении покинул здание присутственных мест.

– А вы переживали, Анисим Агапыч, – говорил он весело, сойдя с крыльца. – Никакой задержки! Попрошу десяточку, спор есть спор.

– Держите, – сказал Ларин со вздохом, отдавая деньги. – Подмазали, поди, секретаря. Таким Яковлева в суде я редко вижу.

– А как вы думали? Иначе нельзя. Некогда мне с ними валандаться!

Дворецкий у крыльца простился с купцами и засеменил восвояси. Потеряев хлопнул в ладоши и потер руки от удовольствия.

– Так, Вахрамей, вот тебе ключи и рубль на выпивку. Поезжайте с Вуколом к купленному дому и разгрузитесь там. – Он повернулся к Ларину. – Ну, а теперь, мой друг, – в ресторацию. Вспрыснем покупку, да как следует!