Ларин повел столичного торговца через Соборную площадь к дому Борщевского на углу Дворянской, где располагался лучший в городе ресторан. Он, в отличие от буфета в курортной галерее, работал с раннего утра и до позднего вечера. Сам повытчик Духовного правления с семьей жил на втором этаже, а первый этаж сдавал с давних пор разным лицам под кухмистерскую с недорогой, но разнообразной и вкусной едой. В другом его доме, стоявшем рядом, размещалась гостиница.
У дверей ресторана купцы наткнулись на молодую светловолосую девушку из дворян с озабоченным видом смотревшую себе под ноги. Она явно что-то обронила и не оставляла попыток обнаружить потерю. Увидев купцов, она вздохнула и приложила к глазам уголок носового платка.
– Никак утеряли что? – участливо cпросил Ларин.
– Обручальное колечко – пояснила девушка с печалью в голосе. – Золотое, тонкое, с надписью «Навсегда».
– Жених подарил? – проговорил Потеряев. – Экая неприятность!
– Я вся в расстройстве… Вы идете в ресторан? Если кольцо вдруг обнаружится, умоляю, обязательно сообщите мне. Я остановилась в доме купца Коликова на Воронежской. Вас будет ждать вознаграждение в размере двух тысяч рублей.
Безутешная девица глубоко вздохнула и, склонив голову на грудь, побрела вдоль по улице. Купцы развели руками, мол, чем тут поможешь, и уже через минуту сидели за столом в ресторане, просматривая меню. Выбор блюд был на удивление широк.
– Надо же, – воскликнул петербуржец, – блины с маслом и сметаной, бифштекс по-гамбургски, ростбиф, отбивные котлеты, антрекот, севрюга по-монастырски, утка с яблоками, гусь с апельсинами, молочный поросенок с гречневой кашей… Человек!
Служитель в белых перчатках, манишке и фраке предстал перед ним едва ли не в ту же секунду.
– Принеси-ка для начала нам пару бутылок шампанского и шоколаду. Потом блинков со сметаной, черной икорки, ну, и поросенка. Пошел!
Служитель исчез, а Ларин, указывая глазами на листок с меню, заметил:
– Не хуже, чем в столицах.
– Спорить не буду, есть, чем порадовать желудок, – с улыбкой cогласился Потеряев.
Вернувшись из подвала, служитель с громким хлопком открыл бутылку, и в фужеры купцов искрящимся золотом полилось холодное шипучее вино. Те стали пить его с наслаждением и знанием дела, закусывая шоколадом и посматривая, время от времени, по сторонам. В зале ресторана за столиками, покрытыми белоснежными скатертями, сидели, в основном, купцы и богатые мещане. Слышался гул разговоров, раздавался стук ложек, к потолку поднимался белесый табачный дым.
– Вот так находочка! – послышалось за спиной купцов. – Гляжу, блестит что-то у входа. Наклоняюсь – колечко золотое!
Купцы разом развернулись. Лицом к лицу со служителем стоял белокурый молодой человек в суконном картузе и синей поддевке, по-видимому, из мещан, вертя в тонких пальцах поблескивающее кольцо.
– Дай-ка взглянуть на колечко, мил человек, – попросил Потеряев.
– С отдачей только, – сказал мещанин, поймав на себе внимательный взгляд другого купца.
Потеряев взял кольцо в руки. Оно было по виду золотым, аккуратной работы, и на ее внутренней стороне светилась гравировка «Навсегда».
– Сколько просишь за вещицу? – спросил петербуржец.
– Тысячу, не меньше, – заломил картуз на ухо незнакомец. – Вы посмотрите, какая работа! Загляденье!
Потеряев было полез за бумажником, но Ларин знаком остановил его.
– Ты чьих будешь, парень? Что-то не встречал я тебе раньше в Петродаре.
–Усманские мы, мещане Поповы, – объяснил молодой человек, приглаживая светлые усы и бородку и поправляя сюртук, покрытый во многих местах белым, мучнистым налетом. – Недавно сюда перебрались.
– А чем занимаетесь?
– Братья торгуют в разнос на Новобазарной площади, а я служу на мельнице купца Хренникова.
Ларин хмыкнул, допил шампанское и принялся макать в сметану сразу три блина, свернутых в трубочку. Глядя, как парень в заляпанном мукой картузе подсчитывает потеряевские деньги, он пробормотал:
– Несет cюда иногородних нелегкая!
ГЛАВ 18
После полудня в Нижнем парке у крытой галереи, обращенной фасадом к Соборному спуску, наблюдалось заметное оживление. Отдыхавшие на курорте дворяне, местные чиновники и крупные торговцы группами стояли под сенью дубов и кленов, ведя негромкие разговоры. Поблизости важно прохаживался квартальный надзиратель Горлов с тремя десятскими, облаченными в фуражки, кители и панталоны. Вновь пришедшие задерживались у входа в пристройку перед стендом, на котором был прикреплен альбомный лист с объявлением следующего содержания: