– Ню-ют, я с этим малым вообще не общался. Он ведь какой-то чокнутый. С ним вроде бы, типа, говоришь, а он тебя не слушает. Я как-то раз ляпнул, что хотел бы, типа, глянуть, когда он начнет мрамор рубить. Статуенок-то у него должен получиться – пальчики наоблизаешь. Так вот, знаете, что этот псих мне ответил? Заявил, что нарочно никому не скажет, где его искать, чтобы никто из нашей «шайки-лейки не мешал ему работать». Вот так-то. Правда, как-то раз проговорился, что это место принадлежит какому-то типу, который учапал за границу. Я случайно слышал, как он говорил это Соне.
– Понятно. Теперь вернемся к вашим поездкам в Лондон и обратно. Не доводилось ли вам сидеть в автобусе по соседству с Соней Глюк?
– Ню-ют. Как можно – после того, как она опоганила портрет мисс Трой! Я бы к ней больше на пушечный выстрел не подчапал. Жаль, конечно, что ее укокошили, но все-таки жутко сволочная была девка. Динковая стервоза. Обращалась со мной как с куском дерьма. И к Асси вечно придиралась. Вот мисс Трой – другое дело. Ух, какая женшеня! Вы знаете, что она оплатила мою путешествию на корабле?
– В самом деле?
– Угы. Она увидела мои пейзажи в Суве. Я ведь приехал туда из Асси, чтобы на работу устроиться. Клевая была должность. Коммивояжер на кондитерской фабрике. Я ведь и костюмчик себе приобрел с первого жалованья, и краски. А потом поцапался с боссом и уволился. Вот так, значит, а мисс Трой разглядела мой талант и привезла меня сюда. Соня же, вреднюка, уверяла, что я ее – мисс Трой – приживальщик. Адольф.
– Альфонс, – со вздохом поправил Аллейн. – М-да, не лучший способ, чтобы охарактеризовать столь бескорыстное деяние.
– А? Угыы! Вот и я ей сказал.
– Удалось ли вам подружиться с кем-либо из учеников мисс Трой?
– Ну, Ли, например, вполне приличная деваха. Скромная, да и разговаривает по-человечески.
– А как насчет мужчин?
– Малмсли я на дух не выношу. Типичный мешок с дерьмом. Французик еще под стол пешком ходит, а Гарсия – чокнутый. Они меня не любят, – с неожиданной враждебностью отчеканил он. – И я плачу им той же деньгой.
– Монетой, – поправил Аллейн. Потом спросил: – А мистер Пилгрим?
– Он – другое дело. Чумовой парнюха. Хоть его старик и лорд, мы с ним ладим. Мы с ним кореша, водой не обольешь.
– А с натурщицей он тоже ладил?
Хэчетт вдруг заметно съежился и увял.
– Не знаю, – угрюмо буркнул он.
– Вы не слышали, чтобы они говорили друг о друге?
– Нют.
– Не замечали, чтобы они разговаривали?
– Нют.
– Значит, про натурщицу вам рассказать больше нечего – кроме того, что вы с ней ссорились?
Серые глаза австралийца сузились, он вдруг по-волчьи оскалился.
– Это ведь не значит, что я ее замочил, – процедил он.
– Разумеется.
– Стал бы я тут петь, что мы с ней цапались, если бы сам ее пришил? Вы что, за олуха меня держите?
– Нет, конечно. Напротив, как умный человек, вы вполне могли попытаться таким образом отвести от себя подозрение.
Оливковая физиономия заметно побледнела.
– Ага, и вы туда же! Зря вы так со мной. Я же с вами начистоту держусь. Одну динкуху толкую.
– Надеюсь.
– Ню-ют, в вашей стране все выворот-нашиворот. Травят у вас иностранцев. Стоило мне динково сказать, что мы цапались с Соней, и вы уже меня чуть ли не в убийцы записываете.
Аллейн вздохнул и устало улыбнулся.
– Разлюбезный мой мистер Хэчетт, – сказал он. – Если вы станете повсюду выискивать, на кого бы обидеться, уверяю вас – от обидчиков отбоя не будет. Разве я хоть раз назвал вас убийцей?
– Я ведь вам одну динкуху толкую, – упрямо повторил австралиец.
– В этом я пока не уверен. Мне показалось, что минуту назад вы были не совсем откровенны. Помните, когда я спросил вас об отношениях натурщицы с мистером Пилгримом?
Хэчетт смолчал. Он только упрямо, по-лошадиному, повел головой из стороны в сторону и глубоко затянулся.
– Что ж, – пожал плечами Аллейн. – Тогда на этом – все.
Однако Хэчетт не встал.
– Не понимаю, с чего вы это взяли, – угрюмо пробурчал он.
– Неужели? Я вас больше не задерживаю, мистер Хэчетт. Мы проверим ваше алиби, а потом я попрошу вас подписать протокол нашей беседы. До свидания.
Хэчетт медленно поднялся и прикурил новую сигарету от той, что почти докурил. Выглядел он бледным и подавленным.
– Не знаю я про Пилгрима, – буркнул он. – Не сука ж я – петь легавым про кореша.
– Значит, вы предпочитаете бросить на него тень подозрения и предоставить нам делать выводы самим? Получается, что вы оказываете мистеру Пилгриму медвежью услугу.
– Слушайте, при чем тут медведи? Выражайтесь по-человечески – я не понимаю, что вы плетете.
– Пожалуйста. Спокойной ночи.
– Пилгрим – чумовой малый. Чтоб он замочил эту лахудру? Ха!
– Послушайте, мистер Хэчетт, – устало сказал Аллейн. – Либо сейчас же рассказываете, что вам известно, либо уходите – в противном случае я попрошу, чтобы вас выдворили. Только не пытайтесь убедить меня в ангельской невинности мистера Пилгрима, иначе мне захочется упечь в каталажку вас обоих.
– Во блин! – сплюнул Хэчетт. – Говорю же вам: он тут ни при чем. А чтобы вы наконец это уразумели, докажу – хрен с вами! Прямо сейчас.
– Отлично, – похвалил Аллейн. – Слушаю.