Убийца Шута

– Молли, - сказал я; это слово вырвалось у меня вслух, заставив лицо Пчелки побледнеть так, что ее покрасневшие щеки и нос выделялись, словно забрызганные кровью. Молли берегла меня. Она была путеводной звездой для всех тех направлений, в которых могла идти моя жизнь. Теперь ее не было, и я чувствовал, будто упал с края отвесной скалы и стремительно и безнадежно несся навстречу гибели. И я тянул за собой моего ребенка.

– Она умерла, - тихо сказала Пчелка, и все это вновь стало реальностью.

– Я знаю, - печально сказал я.

Она потянулась и взяла меня за руку.

– Ты вел нас в темноту и туман, к пастбищу. Пойдем этим путем.

Она дернула меня за руку, и я вдруг осознал, что шел по направлению к туманной лесной полосе рядом с пастбищем. Она развернула нас обратно к Ивовому Лесу, где в нескольких окнах слабо мелькал свет.

Мой ребенок отвел меня домой.

Мы бесшумно двигались по темным коридорам Ивового Леса. Медленно шли через вымощенный плиткой вход, вверх по крученой лестнице и вдоль холла. Я остановился около входа в ее комнату и внезапно вспомнил, что она не может спать здесь. Я посмотрел на нее и возненавидел себя. Ее нос был похож на ярко-красную пуговицу. На ней был зимний плащ и ботинки, а под этим только шерстяная ночная рубашка. И сейчас она была промокшей до колен. О, Пчелка

.

– Давай найдем для тебя чистую ночную рубашку. Сегодня ночью будешь спать в моей комнате.

Я содрогнулся, вспомнив, в какое кабанье логово превратилась моя комната. Сейчас я ничего не мог исправить. Я хотел уничтожить каждый лоскут матраса в ее комнате, чтобы избежать заражения от всех жутких паразитов, которых посланница принесла с собой. Я едва сдерживал дрожь при мысли о жестокой каре, которая пала на нее. Такой необратимой. Их наказанием за предательство была медленная и полная боли смерть, которую не остановило бы ни покаяние, ни объяснение. Я все еще не был уверен в том, кем были «они», но уже презирал их.

Я зажег свечу на камине, Пчелка подошла к сундуку с одеждой. Ее ночная рубашка волочилась по полу, оставляя за собой влажный след. Она подняла тяжелую крышку, подперла ее плечом, чтобы та не закрылась, и принялась копаться в содержимом. Я осмотрел комнату. Разобранная кровать выглядела опустевшей и словно являла собой немой упрек. Сегодня я убил в этой комнате девушку. Хотел ли я, чтобы мой ребенок снова спал здесь? Она не могла быть напугана тем, что я сделал, так как не знала об этом. Она верила, что посланница просто умерла из-за своих ран. Но это убийство будет еще долго тревожить меня. Я не хотел, чтобы моя дочь спала в кровати, в которой я кого-то убил. Завтра я подниму вопрос о переселении ее в другую комнату. А сегодня –

– Стой! Просто остановись, пожалуйста! Оставь меня одну!

Пожалуйста! – это был голос Шун, на последнем слове сорвавшийся на визг.

– Оставайся здесь! – крикнул я Пчелке и покинул комнату.

Временная комната Шун была в конце коридора. В холле я всего на пару шагов опередил выскочившего из своей комнаты Риддла - он был в ночной рубашке и с ножом в руке, его всклокоченные волосы стояли дыбом. Мы бежали плечом к плечу. Снова раздался голос Шун, срывающийся от страха.

– Мне жаль, что ты мертв. Это была не моя вина, это была не моя вина! Оставь меня в покое!

Дверь в ее спальню внезапно распахнулась и плачущая Шун выскочила в темный коридор. Ее золотисто-каштановые волосы рассыпались по плечам ночной рубашки. В руке у нее был нож, отличный удлиненный клинок, и даже в состоянии ужаса она держала его так, будто хорошо знала как им пользоваться. Она закричала еще громче, увидев нас, несущихся к ней навстречу. Потом она узнала Риддла, и, задыхаясь и выкрикивая его имя, бросилась к нему, едва не наскочив на нож, который он держал. Кажется, она даже не заметила, как он перехватил ее запястье и, сжав его, выбил клинок из ее руки.

– Что это, что случилось? –кричали мы оба, но в ответ она только плакала и обнимала Риддла за шею так крепко, что я думал, она может задушить его. Она зарылась лицом в его грудь, и он неловко поглаживал ее по спине одной рукой, все еще сжимая в другой руке нож. Она говорила что-то снова и снова, но я не мог понять ее. Я наклонился и поднял ее клинок. Я узнал его форму – такого рода клинки предпочитали использовать убийцы для своей работы. По-видимому, она не рассчитывала, что ее начальные знания могут защитить ее от призрака. Я спрятал его в своем рукаве.

– Я проверю ее комнату. Охраняй ее, - сказал я Риддлу, но как только я отошел от них, она подняла голову и закричала:

– Не входи туда! Не входи туда! Это его призрак, он кричит и кричит! Он винит меня. Роно винит меня!

Я остановился, чувствуя, как меня пронизывает страх. Я не суеверный человек. Я не верю в призраков. Но я все еще почти слышал отдаленный плач потерянного ребенка. У меня упало сердце, и я был благодарен Риддлу, когда он сказал ей: