По крайней мере, не в качестве руководителя общины. Он был не только возмущен поведением политиков, но и недоволен военными и народом: так или иначе, никто из них не выступил против преступников, вершивших несправедливость и бесчинства. К тому же он тяжело ранен, измучен событиями последних месяцев и раздавлен гибелью друзей.
«Шестьсот учеников общины Кротона заслуживают кого-то, кто поведет их за собой мужественно и решительно», — сказал он себе.
Убрал пергамент с груди и положил на пол рядом с кроватью.
«Пусть Тирсен напишет от меня послание Феано», — решил он.
Он попросит жену не ехать сюда, а остаться в Кротоне и взять на себя руководство общиной.
«Я должен сосредоточиться на других делах», — решительно подумал он.
Пифагорейским учителям предстояло уйти из политики по всей Великой Греции. Это займет месяцы, если не годы. С другой стороны, надо будет обнародовать существование иррациональных чисел. Даарук использовал свое открытие, чтобы заставить Аристомаха покончить с собой, но не сделал его публичным. Вероятно, он собирался раскрыть его позже наиболее разрушительным для братства способом.
«Где же сейчас Даарук?» — спросил себя Пифагор.
Он слышал лишь о том, как Даарук бежал из Совета, а за ним погналась Ариадна. При мысли о дочери он опечалился. Он до сих пор ничего о ней не знал. Возможно, она жива и здорова, вернулась в общину Кротона, и в любой момент Тирсен явится к нему с новостями.
Десять дней назад Даарук бесследно исчез и сейчас мог появиться где угодно. Возможно, он возобновил свои атаки на братство и рассылает письма общинам, рассказывая об иррациональных числах.
Пифагор покачал головой: «Неважно, кто их открыл, Даарук или кто-то другой, рано или поздно бездна станет видимой».
Даарук опередил время, обнаружив существование явления, о котором никто не догадывался. Благодаря его открытию Пифагор понимал, что его математические исследования, вся его теория устройства мироздания натолкнулись на камень — точнее, гору — иррациональных чисел.
«Мы должны их принять, — думал он, — но очень осторожно, так, чтобы они не уничтожили все, чего мы достигли за это время».
Пифагор вовсе не желал похоронить величайшее открытие. Для начала он собирался посвятить в эти числа небольшой кружок великих учителей. Вместе они решат, как распространить новые знания среди пифагорейцев наименее травмирующим образом.
Он посмотрел в единственное окошко своей каморки. Ставни были открыты, но с кровати он видел только небо. Сероватая облачная дымка закрывала звезды, и ночь опустилась преждевременно.
Он снова погрузился в раздумья.
Была еще одна проблема, которая серьезно осложняла будущее.
Утрата политической поддержки, отсутствие притока новых учеников и дезертирство старых неизбежно подорвут экономическую стабильность братства.
Он вспомнил о золоте, которое Главк передал Дааруку. Получи они хотя бы часть этого золота, братство бы справилось со всеми трудностями.
Неожиданно дверь распахнулась, и Пифагор вздрогнул. Он повернул голову, чтобы посмотреть, кто вошел.
Его лицо озарилось изумленной улыбкой.
Глава 139
8 августа 510 года до н. э
— Отец!
Ариадна кинулась к Пифагору, упала на колени перед кроватью и уткнулась лицом в его грудь.
— Ариадна, — прошептал Пифагор, гладя волосы дочери. Крепко обнял ее и тихо заплакал. Не поднимая головы, Ариадна тоже всхлипывала.
Акенон стоял в дверях, наблюдая трогательную встречу отца и дочери. Лекарь Тирсен сообщил, что рана Пифагора заживает, но Акенон боялся, что это всего лишь милосердная ложь, чтобы успокоить Ариадну.
«Слава богам», — подумал он, наблюдая за сценой. Философ был худ и бледен, но не походил на умирающего, которого он ожидал увидеть.
Накладка на бедре Пифагора — удивительное изобретение. Несколько деревянных реек, перевязанных полосками ткани, проходили от колена до середины туловища, не позволяя ноге сгибаться. Льняная повязка скрывала рану. Акенон незаметно втянул носом воздух. Сладковатого запаха, свойственного гниению плоти, не чувствовалось. Учитывая, что прошло уже десять дней с тех пор, как философа ранили, это был очень хороший знак.
Ариадна подняла голову и улыбнулась, смущенная тем, что заплакала, как девочка. Она сжала руки отца, и некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом Пифагор повернулся к Акенону.
— Друг мой, как я рад тебя видеть.
Акенон улыбнулся, шагнул вперед и пожал его правую руку. Ариадна все еще держалась за левую.
— Полагаю, это работа Даарука. — Пифагор указал на лицо Акенона. С правой скулы до сих пор не сошел синяк, нос искривился, а на шее виднелась неровная коричневая полоска.
Акенон кивнул:
— Даарук и Борей поймали меня и собирались убить, но благодаря Ариадне нам больше не следует бояться ни одного, ни другого.