Убитые девушки

Детектив Фулдс отправила ему послание, как и обещала. Распахнув дверь в свою комнату настежь, Кэл садится на солнечном свету, проникающем внутрь сквозь высокое окно, и загружает несколько файлов, ощущая истощение и отчаяние, – безжалостный удел тех, кто пребывает во мраке. «Но шанс все-таки остается», – подбадривает себя Кэл. Вдруг он разглядит на снимках то, чего не увидели детективы.

Он кликает сначала цветные фотографии с разрешением, характерным для 1980-х годов. На них запечатлен мужчина на ярмарке: густые волосы до плеч, слегка завивающиеся и бликующие на солнце; улыбка на знакомом лице, скрывающая разрушительный потенциал внутренней сущности. Это он. Несомненно.

На одном из снимков Дюбуа обнимает девушку в мини-юбке. «Интересно, – проносится у Кэла в голове, – она достигла зрелого возраста или это еще одно направление расследования?» На заднем плане баннер провозглашает открытие «Козлиной ярмарки».

Кэл долго рассматривает фотографии, внимательно вглядывается в мельчайшие детали, пока они не начинают расплываться перед измученными глазами. Но ничего не находит. Потом он представляет Марго на обочине темной дороги – ступающую на тропу чего-то более страшного, чем вечерние ссоры.

Это был не Дюбуа – кто-то другой несет ответственность за все, что произошло с Марго той ночью. Какая же это пытка – воображать, что́ могло с ней случиться! С его сестрой. Которую он так любил и любит. По которой так сильно тоскует.

Кэл понимает, почему полиция убеждена в непричастности Дюбуа. Но кто знает, куда их приведут новые линии расследования, какие пропавшие женщины и девушки будут найдены и обретут упокоение? Увы, его сестре это не дано. Пока не дано. Не сейчас.

Кэл дрожащими пальцами закрывает файлы, сочиняет ответ детективу. Но взять себя в руки ему не удается. Закончив, он кладет мобильник на стол. Способность здраво мыслить притупляется. Кэл несколько минут старается переварить полученную информацию и рассмотреть свою версию сквозь ее призму. А потом со скрипом отодвигает стул и берет ключи. Ему надо на улицу, ему не хватает воздуха в этой комнате.

Кэл паркуется в том месте, с которого начинался маршрут поиска, и идет по той же тропе, переступая бороздки, которые вырезала на ней вода, сбегающая с холмов. Его стопы отбивают четкий ритм: Мар-го, Мар-го, Мар-го…

Кэлу всегда нравилась утонченность имени сестры. И то, что это слово стало табу в их доме, просто трагедия. С той поры, как Марго не вернулась, память о ней витала вокруг, заполняла тишину за обеденным столом, сгущала воздух, пока дни превращались в недели, а те в месяцы. Голос сестры звучал в ушах Кэла, когда он засыпал и пробуждался поутру. Но ни он, ни родители никогда не произносили ее имя вслух, заменяя его местоимением «она». Все понимали, кого подразумевают под этим коротеньким словом. И каждый раз, когда его слышали, раны в их сердцах вновь открывались, саднили и болели: у них не было шанса зарубцеваться.

Это был не Дюбуа. Но тогда кто? Кэла смущает ужасная мысль. А может, это знает его мать? Может быть, она все это время знала, где его сестра? Получит ли он когда-нибудь ответ на этот вопрос? У поворота тропинки мысок его ботинка задевает камень, Кэл спотыкается и падает на колени.

– Черт тебя подери! – кричит он деревьям, вереску, серым валунам, позолоченным блестками. – Черт тебя подери, Дюбуа! Ты настоящий урод и ублюдок!

Неверие все еще обуревает его. Кэл не в состоянии больше плакать. Только сухой всхлип вырывается из его горла, когда он поднимается и продолжает путь. Есть лишь один человек, с которым он мог бы это обсудить. Один человек, который был там тогда. Но Кэл не знает, захочет ли она об этом разговаривать.

В душевном изнеможении Кэл опускается на валун у тропы; вокруг на мили расстилается безлюдная сельская глушь. Возможно, пришло время попробовать…

Кэл набирает номер.

– Алло!.. – Слабый вопрошающий голос почему-то раздражает его.

– Это я, мама.

Она не привыкла к его звонкам и потому ждет, инстинктивно почувствовав, что сын звонит ей не для того, чтобы справиться о здоровье.

– Мне сегодня позвонили из полиции. Та следователь, что ведет дело Марго. Она сказала, что он ни при чем. Дюбуа непричастен.

Долгий вздох предваряет ее отрывистый ответ:

– Что ж, хорошо.

– В самом деле, мама? Ты так считаешь? По крайней мере, мы бы знали наверняка. Смогли бы похоронить ее наконец.

Мать издает странный цыкающий звук, еще больше раздражающий Кэла. Ей всегда было наплевать на него, на его чувства, с отчаянной грустью думает он. После исчезновения Марго она даже не утешала его. Черные мысли опять закрадываются в его голову.

Поглядев на облака, стремительно несущиеся по небу, Кэл собирается с духом:

– Ты все знаешь, мама? Что тогда произошло.

– Что ты говоришь? Откуда мне знать?

– Мало ли, – выдавливает Кэл, уже готовый отступить, уже боясь услышать ответ.

В невнятном бормотании, доносящемся с другого конца линии, Кэл улавливает печаль и замешательство. А потом мать словно прорывает – годами подавляемые эмоции изливаются наружу.