Убитые девушки

– Почему ты меня так сильно ненавидишь, Кэл?! Почему меня ненавидит мой собственный сын?! Что я тебе сделала?!

Кэл. Не Кристофер. Она назвала его Кэлом.

– Я не питаю к тебе ненависти, мама. Я просто…

– Что? Скажи наконец! Я не знаю, сколько лет мне еще мучиться!

Кэл делает несколько прерывистых вздохов, рассматривая шишковидный выступ розоватого камня, сверкающий на свету.

– Это был отец? – удается ему прохрипеть.

– Нет. Твой отец ни при чем. Он был сломан, опустошен. Он никогда бы не…

– Ты никогда не подозревала его?

– Никогда. Мне даже в голову не приходило его подозревать.

– Но он ее ударил, – всхлипывает Кэл: ему опять девять, и он снова прячется на лестничной площадке. – Я видел, как он ударил ее.

– Так вот о чем ты думал? Все это время? – Мать явно удивлена.

– Я просто подумал… если это не Дюбуа, то…

– Это не может быть твой отец.

Между ними тянется ниточка понимания. Кэл пытается унять свой детский плач, но у него ничего не выходит.

– Твой отец не делал этого, заверяю тебя. Он любил ее. Да, он погорячился, поднял на нее руку. И жил с этим всю оставшуюся жизнь. Он винил, изводил себя: а если бы он ее не ударил, может быть, она бы не пропала? Он так и не простил себе этого. И я себя не простила.

Кэл вспоминает упорное молчание отца, пустоту, серость в его глазах. Но мать не останавливается. Он словно пробудил в ней что-то своим вопросом.

– Мы никогда не понимали, почему ты так сблизился с этим человеком. – Теперь ее голос сочится ядом.

– С кем? С Энди?

– Это он виноват. Мы с отцом были уверены в этом. Все это время. А ты продолжал с ним общаться.

– Он никогда вам не нравился.

– Он был ей не пара, недостаточно хорош для нее.

– Я не знал, что вы так считали, – говорит Кэл. – Я тогда был ребенком. Кроме Энди, рядом никого не оказалось. Я не думал, что он причастен, но после его откровений с прессой… Теперь я не знаю…

Долгая тишина. Кэл не уверен, но ему кажется, что мать тоже плачет.

– После ее исчезновения все пошло прахом, – шепчет она. – Жизнь разрушилась. У нас отняли все. Не только Марго.

Оказывается, услышать, как мать называет дочь по имени, так приятно и больно.

– У тебя есть я, мама, – произносит Кэл. – И Крисси.

– Да, разве? – сомневается мать.

– Да, – заверяет ее сын. – Я изменюсь. Мы все исправим. Прости меня. – Кэл поднимает глаза и видит вдалеке, на поле внизу, двух скачущих галопом лошадей. От слез его голос становится хриплым. – Все эти сомнения, подозрения… Узнаем ли мы когда-нибудь правду?

– Думаю, что я сойду в могилу без ответа, – говорит мать. – Уповаю лишь на то, что она меня там ждет.

Кэл спускается той же тропой с холма – эмоционально выжатый, заплаканный. Он заходит в пустующий гостевой дом, но мыслить здраво не в состоянии. И не может решить, что делать дальше. Отвезти Крисси обратно? Напуганный и изнуренный, Кэл добредает до кровати, откидывает одеяло и забирается под него. «Только на минуточку», – говорит он себе. А потом он встанет и заварит себе чай. Но не тут-то было: его веки тяжелеют, тело расслабляется, а мозг ищет забытья.

Глава шестидесятая

Он отключился и проспал остаток дня и всю ночь. Кэл просыпается, когда уже светло. Он ощущает слабость, как будто заболел. Приняв душ, подгоняемый голодом, ковыляет на непослушных ногах на кухню. При виде выражения его лица Крисси прыскает со смеху:

– Эпично поспал, папа! Так держать!

Мэрилена придвигает к Кэлу тарелку с готовым завтраком и пристально изучает его, пока он невнятно благодарит.

– Поешьте, а то скоро превратитесь в тень.

Вполне вероятно. Кэл словно обессилен и нуждается в подзарядке. «Интересно, а как чувствует себя мать?» – проносится у него в голове. Надо же! Ему хочется позвонить и узнать, как она. Чуждое, не свойственное ему прежде желание. Возможно, Кэл так и сделает. Теперь он уже может это представить.

Но перед Крисси ему следует держать марку. Его душевные переживания из-за Марго должны оставаться при нем. Если бы он только смог найти хоть крошечную зацепку! И тут Кэл осознает, что ему есть куда направить усилия. Дата выхода следующего выпуска подкаста уже назначена, в памяти всплывает разговор с Шоной – идея оформляется. Это ведь хороший журналистский ход – дать право на реплику.

Кэл берет телефон, рука слегка дрожит от всплеска адреналина.

– Мне вам нечего сказать. – Голос Ноулса низкий, сердитый.

– Просто… если ваше имя прозвучит в следующем выпуске моей программы… – Кэл намеренно не договаривает, предоставляет оппоненту додумать.

Адвокаты заявили, что он не должен упоминать имя Ноулса при отсутствии убедительных доказательств, но он и не сказал ничего конкретного, просто оставил лазейку для этого человека: пусть он сделает выводы и сам решит, как поступить. Конечно, эта уловка не делает Кэлу чести. Но, стоит ему подумать о Лейле, о Тэме и Джин, сидящих за маленьким столом, накрытом только для двоих, сравнить их скромный коттедж с величавым особняком на берегу реки Ди, сомнения сами собой отпадают.

– Я ничего не делал с Лейлой, – цедит Ноулс сквозь зубы.