На следующий день Горго нес мальчика над Хельсингландом. Все здесь было с иголочки, новенькое: и свечки новорожденных сосновых шишек, и желтые ноготки на еловых лапах, и клейкие березовые листочки, и изумрудная трава на лугах, и всходы на полях. Почти весь Хельсингланд оказался высокогорьем, но в ущелье между горами виднелась светлая и зеленая долина. Она ветвилась в ту и другую сторону, и мальчика осенило, что это похоже на огромный зеленый лист с прожилками. И вправду сначала ответвления были пошире, потом все)Ьке и уже, а главная долина тоже постепенно сужалась, пока не затерялась между скалами.
Посредине центральной долины текла величественная река, русло ее то и дело становилось очень широким, так что в этих местах река была больше похожа на озеро. Низкие, заливные луга по берегам, чуть повыше посевы, а вдоль опушки леса, растущего на склонах гор, стояли хутора. Большие, добротные, они шли непрерывной цепочкой. Кое-где построены церкви. Вокруг церквей дома собрались в поселки. Похожие поселки выросли и вокруг железнодорожных станций. Деревообрабатывающие фабрики легко было узнать по гигантским штабелям досок.
И в боковых жилках большого листа тоже кипела жизнь – поселки у озер и прудов, поля, хутора, деревни. Но горы надвигались все теснее и теснее, и там, где они окончательно сходились, в расщелине не уместился бы и маленький ручеек.
А горы, как и везде в Йестрикланде, поросли густыми хвойными лесами. Никто не предоставил им ровные, ухоженные долины, поэтому леса покрыли склоны, как наброшенная чьей-то небрежной рукой шкура, под которой проступали острые позвонки горных утесов.
Красивый край. Здесь было на что посмотреть, тем более что орел в поисках Клемента Ларссона облетел чуть не всю провинцию – от долины к долине. Да что ему, с такими-то крыльями!
Утро было уже в самом разгаре, на хуторах начиналась жизнь. С хлопаньем открывались двери коровников – здесь это были не времянки, а большие, аккуратные срубы с дымовыми трубами и большими окнами, чтобы не держать животных в темноте. Коровы некрупные, но очень красивой палевой масти и на удивление ловкие и подвижные. Они чуть не с порога начинали мычать и прыгать, радуясь свободе и летнему теплу.
Телята и овцы тоже, толкаясь, повалили на двор. Даже с высоты орлиного полета можно было понять, что и они в прекрасном настроении.
С каждой минутой на хуторах становилось все оживленнее. На одном из них две девочки с котомками за спиной метались между коровами. Им помогала и маленькая черно-белая собачонка, она молнией летала между огромными, по сравнению с ней, коровами и звонко лаяла – разгоняла самых задиристых, кому вздумалось пободаться. Парнишка с длинным хлыстом пытался навести порядок в овечьей отаре. А хозяин запряг лошадь в телегу и грузил в нее бочонки для масла, сырные формы и съестные припасы для пастушек на лесных выгонах. Все смеялись, напевали, настроение, как у животных, так и у людей, было отменным.
Потом вся эта разношерстная компания двинулась к лесу. Девочки шли впереди, время от времени они дули в свои рожки, за ними шеренгой двигалась вся домашняя живность. Та самая пастушья собачка и паренек следили, чтобы никто не отставал и не отбивался. И замыкали шествие хозяин с работником – они придерживали груз. Двигались по горной, узкой и неровной тропе, и телега вполне могла перевернуться.
Подобную картину мальчик видел и на других хуторах. Мало того, не только здесь, но и в других местах по горным тропам тянулись вереницы людей и животных. То ли договорились, то ли в Хельсингланде обычай такой – выгонять скотину в определенный день календаря. Один за другим караваны скрывались в лесу, их уже почти и не видно было, но из чащи долго доносились веселый звон колокольчиков и окрики пастушек.
Дорога была не из легких: петляла, то поднималась, то опускалась, иногда шла через болота и то и дело упиралась в буреломы, которые надо было обходить, иногда довольно далеко. Несколько раз он видел, как переворачивались телеги со всей поклажей, но никто не унывал. Все время слышались смех и соленые шутки.
К полудню все собрались на больших вырубках. На каждой построен невысокий хлев и маленькие лачуги-времянки. Вырубки заросли за весну сочной, свежей травой. Коровы бодро мычали и, не дожидаясь приглашения, опускали головы и начинали жевать, внимательно и неторопливо. Люди со смехом перетаскивали скарб с телег в хижины. Вскоре из труб начинал валить дым, а потом все – доярки, пастухи – хозяева садились прямо на землю у плоского камня и обедали.
Гор го был почти уверен, что найдет Клемента Ларссона на одном из горных выгонов, и полетал над лесом. Но нет, старого скрипача нигде не было.
Он долго кружил то над одним пастбищем, то над другим, пока они не оказались в гористой местности на самом востоке провинции. Тут тоже были летние лесные выгоны, правда, не так много, как на западе. Мужчины рубили дрова, а девушки-доярки занимались вечерней дойкой.
– Погляди-ка, – негромко сказал Горго. – Мне кажется, я его нашел.