Конь и в самом деле будто знал дорогу. Скала попадется – взбегает, как козел, а вниз тоже ловко получается: сдвинет копыта и съезжает по крутизне.
Лишь бы до службы успеть, подумал пастор, а то что люди подумают: собрались в церковь, а пастыря нет как нет.
И вдруг словно прозрел: он же знает это маленькое озерцо, сам же и ходил сюда на рыбалку!
Понял пастор – зря доверился коню. Тот привел его в самую глухомань, далеко от прихода. Мало того, продолжал упрямо тащить куда-то на юго-восток. Компас в голове пастора не подвел. Конь шел не домой, а от дома. Будто нарочно старался завезти его как можно дальше в лес.
Пастор спрыгнул на землю. Выход один: взять коня под уздцы и вести за собой, пока не выйдут к знакомым местам. Иначе упрямец завезет его в самую глухомань.
Намотал поводья на руку и потянул. Пошли, мол, дурачок, домой. Нелегкое это дело – идти по густому лесу, ночью, зимой, да еще в тяжелой меховой шубе. Но пастор был мужчина крепкий, много повидал на своем веку и работы не боялся.
Но конь-то, конь! Уперся всеми четырьмя копытами в землю и ни с места.
Разозлился пастор. Но он на коня своего ни разу в жизни руки не поднял и сейчас не собирался. Бросил поводья и пошел. Ну что ж, говорит, здесь и расстанемся. Ты иди своей дорогой, куда хотел, а я домой пойду.
Не успел сделать и пару шагов, а конь его зубами за рукав ухватил. Повернулся пастор и смотрит коню в глаза – понять не может, что на того наехало.
Потом говорил, будто ударило его что-то, даже подумал, не колдовство ли. Темно вроде было, ну, не совсем темно, но все-таки, но коня он видел ясно, как днем, и у того лицо… не морда, значит, а лицо, как у человека, и взгляд такой пронзительный, испуганный и тоскливый. Так старики и повторяют, как пастор рассказывал, слово в слово: «Конь смотрел на меня человеческими глазами, с мольбой и упреком».
Надо же, с мольбой и упреком! Будто сказать хотел – я тебе столько лет служил верой и правдой, шел за тобой, куда тебе вздумается, неужели ты один раз в жизни не можешь довериться мне и пойти, куда я тебя зову?
Пастора тронула эта безмолвная мольба. Он понял, что хотел сказать конь. Любой бы понял, говорил потом пастор. Тут даже думать было нечего – верному коню этой ночью нужна помощь. Какая – он и ума приложить не мог, но помощь нужна. А я уже сказал, пастор был мужик что надо. Кивнул и пошел за своим другом. Никто не скажет о пасторе в приходе Дельсбу, что он отказал кому-то в помощи или бросил в беде!
«Иди, куда идешь, я с тобой», – сказал он коню и прыгнул в седло.
Трудно было идти коню, даже опасно. Почти все время в гору, обрывы да осыпи, только гляди.
Сам бы я ни за что не погнал коня на такую кручу, подумал пастор.
«Уж не на Блаксосен ли ты собрался?» – ухмыльнулся он.
Здесь, я думаю, все знают Блаксосен – самая высокая и недоступная гора в Хельсингланде.
Пока они карабкались в гору, пастор стал замечать, что если его конь и сошел с ума, то не он один. Там ветка хрустнет, тут камни посыплются, будто крупные звери ломятся через чащу. Все знали, что в округе много волков – уж не хочет ли конь, чтобы он ввязался в бой с хищниками?
Все выше, и выше, и выше взбирался конь. А хозяину что делать? Только ждать, чем дело кончится. Лес постепенно редел, и оказались они на самом хребте. Оглянулся пастор – одни скалы да утесы, покрытые лесом. А лес мрачный такой, жуть одна. Темно все-таки, сразу не разберешься, но прикинул он – так и есть. Нечего было шутить. Притащил его конь не куда-нибудь, а на Блаксосен.
Вон там здоровенный утес, вон росомашье озеро, на востоке море, хоть его почти и не видно, но все-таки светится под луной. А вон то темное пятно, где море не светится – остров. А там, глубоко внизу, будто туман… никакой это не туман, это брызги от водопада. Точно, притащил меня упрямец на Блаксосен. Ничего себе приключение!
На самой вершине конь встал за большой развесистой елью – вроде не хотел, чтобы его видели. Пастор спрыгнул, спрятался под коня и передние ноги ему раздвинул, чтобы лучше видеть.
Голая макушка Блаксосен была вовсе не голой, как он ожидал. На открытом месте, на большом утесе и вокруг него, собралось множество диких зверей. И все хищники. Всеобщий сбор. Вече лесных охотников.