Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции

Он издалека узнал звон колокольчика. И не только он – и конь его тоже. Сразу взмок и задрожал.

«Вот оно что… Твоя очередь пришла, бедняга… – сказал служитель Божий. – Ну тихо, тихо, не пугайся… Теперь я понял, зачем ты меня сюда привел. Я тебя не предам».

Большое стадо пастора длинной шеренгой двинулось к камню, где стояла лесовичка со своим факелом. Последним в ряду шел его любимый конь.

А в седле сидел сам пастор.

У него не было ни ружья, ни даже обычного ножа. Он вынул служебник, прижал его к груди и закрыл глаза.

Будь что будет.

Поначалу его вроде бы никто и не заметил. Все стадо прошло мимо, а лесовичка так и не опустила свой факел. И только когда настала очередь его любимого коня, она сделала движение, будто решила приговорить его к смерти.

Но в этот момент пастор выставил перед собой служебник, и свет факела упал на позолоченный крест на обложке. Лесовичка дико завопила, факел выпал из руки и погас.

Пастор будто ослеп – настолько черной показалась ему ночь после яркого света факела. И ничего не слышал. Внезапно наступила полная тишина. Такая тишина, какая и должна быть зимой в глухом лесу.

И вдруг большая туча лопнула, и в разрыве появилась огромная, яркая луна. И в свете этой огромной луны пастор увидел, что на вершине Блаксосен никого нет. Только он сам, верхом на своем любимом коне. Хищники исчезли. И там, где только что прошли сотни животных, даже мох копытами не истоптан. Пастор так и держал перед собой свой служебник. Подумал было, что все ему только приснилось, но нет. Не приснилось. Конь под ним был весь в мыле, его била крупная дрожь.

Вернулся пастор в свою усадьбу и так и не мог определить, что же это было – видение, сон или явь. Но с этого момента он неотступно думал о несчастных животных, чью судьбу решают свирепые лесные хищники во главе со страшной лесовичкой.

И он начал читать такие убедительные проповеди, что вскоре в наших краях не осталось ни волков, ни медведей. Отмолил он нас.

Но пришло время пастору помирать, и много времени не прошло, как звери вернулись к нам в Дельсбу. Нынче их опять полно. И волков, и медведей.

Бернхард замолчал. Со всех сторон послышались возгласы одобрения – очень уж понравилась его необычная история. Казалось, вопрос, кому достанется вязаный шарф, решен. Многие даже жалели Клемента – может, ему и начинать не стоит свою историю, превзойти Бернхарда все равно вряд ли удастся.

Но Клемент не стушевался и смело начал рассказ:

– Как-то раз иду я по Скансену, это под Стокгольмом, иду и чуть не плачу, до того домой хочется…

И рассказал о гномике, которого он выкупил. Жалко стало – посадят малыша в клетку, на потеху зевакам, что ж хорошего…

– И вот говорят – хорошие поступки без награды не останутся. Не успел я развязать гномика, вышел из дому и встречаю… кого бы вы думали?

Он рассказывал и рассказывал, и удивление слушателей с каждым словом росло и росло. И когда он дошел до королевского посыльного и роскошной книги, которую послал ему в подарок король, девушки отложили рукоделье и сидели не шелохнувшись, с восхищением уставившись на рассказчика.

Как только он закончил, старшая, та, что вязала шарфик, сказала:

– Бернхард хорошо рассказывал, слов нет. Но про кого-то другого, а у Клемента-то все с ним самим произошло! Настоящая сказка! Думаю, Клемент победил.

И все с ней согласились. Девушки и пастух будто увидели старого скрипача в новом свете – подумать только, вел беседу с самим королем! А Клемент изо всех сил старался не показать, как он горд и счастлив.

– А как ты с гномиком-то поступил, Клемент?

– Не успел я ему поставить голубую миску, – признался Клемент. – Но я попросил одного саама, долго ему втолковывал: «Вот тебе деньги, купи, мол, голубую миску и отнеси туда-то». А что там дальше было, знать не знаю.

И не успел Клемент произнести эти слова, как откуда-то свалилась сосновая шишка и больно ударила его по носу. Сосен рядом не было, и никто шишку не кидал. Девушка расхохоталась:

– Вот так, Клемент! Похоже, маленький народец на тебя сердит. Раз уж дал слово – сам бы и ставил голубую миску, а не поручал кому-то еще.

XLI. Медельпад

Пятница, 17 июня

На следующее утро вылетели очень рано.

Горго летел быстро, рассчитывал к вечеру уже быть в Вестер-боттене, но все же услышал, как мальчик пробормотал:

– И как это люди могут жить в такой глуши?

Провинция, над которой они летели, называлась Медельпад. Здесь и впрямь ничего не было, кроме бесконечных лесов. Но орел, подслушав разочарованное замечание мальчика, крикнул:

– Там, подальше, лесные пашни!

Как это – лесные пашни? Разница все же есть. Поля ржи с их тонкими, хрупкими стебельками, вырастающими за одно лето в полные, налитые зерном колосья! А тут – леса с деревьями, которым нужны десятки лет, чтобы вырасти во что-то более или менее приличное.

– Ждать, пока на такой пашне что-то вырастет, жизни не хватит, – сказал мальчик.

Горго промолчал. Он не произнес ни слова, пока не прилетели на огромную вырубку. Повсюду торчали пни и валялись сухие сучья.

– Смотреть противно, – проворчал мальчуган.