Она даже не знала точно, сколько они шли через сплошные, нетронутые человеком леса. Много дней и недель не видели они полей и лугов, не видели домов и церквей – только крошечные почтовые будки. Наконец, пришли в большой приход Йелливаре – с церковью, вокзалом, судебной палатой, аптекой и даже гостиницей. Самая середина лета, но на зеленых склонах горы, под которой расположился поселок, белели снежные островки. Удивительно, все дома в Йелливаре были новыми, большими и хорошо построенными. Если бы не белые кляксы снега на горах и кое-где в низине, дети ни за что бы не подумали, что пришли на крайний север, в самый центр Лапландии. Но отца надо было искать не в Йелливаре, а в Мальмбергете, еще дальше на север.
В Мальмбергете все было по-другому.
Люди давно знали про богатые залежи железа в горах, но добыча началась всего несколько лет назад, после того как сюда проложили железнодорожную ветку. И хлынули люди. Работа была для всех, а жить негде. Пришлось строиться самим. Кто-то построил срубы из неокоренных бревен, другие громоздили хибары из ящиков и пустых коробок из-под динамита – их складывали друг на друга, как кирпичи. Теперь-то появились и настоящие дома, но от этого самодельный шахтерский поселок выглядел не менее странно. Кварталы светлых, красивых вилл, где жили инженеры и управляющий, и тут же нелепые самодельные хижины. Даже не хижины, а сараи. Жилья на всех не хватало.
Железная дорога, электрическое освещение, мастерские; в глубь горы по туннелю, освещенному лампочками, ходит небольшой трамвай, возит рабочих. На станции все время суета – грузят и отправляют поезда с рудой, подходят новые со строительными материалами и оборудованием. Их надо разгрузить и отправить в обратный путь уже с рудой. А вокруг – дикие, необжитые просторы. Никто не рубит лес, никто ничего не сажает, никто ничего не строит. Бескрайняя тундра и саамы со своими оленями.
Оса долго сидела около умершего брата и думала, думала… Странное место и такая же странная жизнь. Казалось бы, все в порядке, люди работают, даже трамвай ходит. Но что-то есть во всем этом дикое и нескладное. Хотя… кто знает. Самые нелепые замыслы иной раз оборачиваются неожиданной победой.
Взять хоть их историю: явились сюда, как с луны свалились, и начали всех расспрашивать, не знают ли они рабочего по имени Йон Ассарссон, у него еще такие сросшиеся брови. Эти самые сросшиеся брови и были главным отличием Йона Ассарссона – люди легко запоминали его лицо. И кое-кто и вправду вспомнил. Да, работал такой у нас, но потом ушел. С ним и раньше бывало: нападет тоска, и он исчезает. Но всегда возвращается. И все были уверены: и на этот раз вернется. Неделя, две – и вернется. А вы в его хибаре пока живите, она все равно пустая. Пришла женщина, открыла ключом отцовское жилище. Никто даже не спросил, как они сюда добрались, никто не удивлялся, что их отец ни с того ни с сего ушел в тундру. Пришли детишки пешком из Смоланда, ну что ж, пришли – значит пришли. Живое дело. Здесь вообще никто и ничему не удивлялся. Жили, как кому в голову взбредет.
Оса уже решила, как устроить похороны. В прошлое воскресенье она видела, как хоронили маркшейдера. Его отвезли в церковь в кибитке самого управляющего, за гробом шла длинная процессия шахтеров. После речи пастора все попрощались с усопшим, положили цветы, а на кладбище играл оркестр и пел хор. А когда тело предали земле, всех пригласили на поминальный кофе. Столы накрыли в школе.
Вот так она и хотела бы похоронить своего брата, малыша Матса.
Она так об этом мечтала, так живо представляла себе торжественную и печальную процессию. Ей стало очень горько – вряд ли получится. Не потому, что у них не хватит денег, – нет, они скопили достаточно, на хорошие похороны хватит. Беда в том, что взрослые не принимают детей всерьез. Она сама всего на год старше погибшего Матса, и вот он лежит перед ней, такой маленький, такой хрупкий. И она ведь тоже ребенок. И взрослые наверняка откажут устроить настоящие похороны, скажут: он всего-навсего ребенок, он еще ничего такого не сделал, чтобы заслужить пышное погребение. И ты тоже ребенок. Всего-навсего. Не приставай.
Первой, с кем Оса заговорила о похоронах, была медсестра Хильма. Она пришла почти сразу. Узнала, что Матса не стало, и пришла. Впрочем, другим и кончиться не могло. Мате накануне пошел прогуляться на рудники, и его угораздило оказаться под штольней, где работали взрывники. Как раз в этот момент взорвали очередную шашку, и одним из камней накрыло Матса. Он долго лежал без сознания, и никто не видел, как все произошло. И так бы и лежал, если бы взрывников, расчищавших вход в штольню после взрыва, не позвал на помощь горный гном. Они так и рассказывали: горный гном. Мальчонка высотой в ладонь появился на краю штольни и отчаянно закричал:
– Торопитесь же! Он истекает кровью!
Шахтеры посмотрели вниз и увидели. В ужасе отнесли мальчика домой, но было уже поздно. Он потерял слишком много крови.
Медсестре было очень не по себе.