Стоя в одиночестве, Эмили задумалась о картине. Неудобно было тревожить Аннет расспросами и объяснениями насчет намеков относительно Монтони – даже несмотря на острое любопытство и уверенность, что получить ответы было бы не трудно. Очень хотелось вернуться в таинственную комнату и все-таки открыть картину, но ночная тишина, одиночество, царившая в замке жутковатая атмосфера и окруживший картину ореол страха помешали осуществить намерение. Поэтому Эмили решила дождаться дня и при естественном освещении снять черное покрывало. Сейчас же, глядя с лестницы вниз, она снова с изумлением отметила мощные, хотя уже начавшие осыпаться стены и поддерживавшие полоток колонны из цельных кусков мрамора.
Через некоторое время Аннет вернулась с местной служанкой, и та отвела обеих в комнату госпожи, которая находилась в удаленной части замка, в конце того длинного коридора, откуда был выход в анфиладу. Не желая оставаться в одиночестве, Эмили попросила Аннет не уходить сразу, а холод и сырость оказались так безжалостны, что пришлось умолять Катерину принести дров и растопить камин.
– Ах, прошло уже много лет с тех пор, как здесь горел огонь, – вздохнула служанка.
– Не нужно рассказывать нам об этом, добрая женщина, – ответила Аннет. – Каждая комната в замке напоминает колодец. Удивляюсь, как вы здесь живете. Что до меня, то я хотела бы поскорее снова оказаться в Венеции.
Эмили жестом попросила поскорее принести дров.
– Интересно, мадемуазель, почему эту комнату называют двойной, – заметила Аннет, пока госпожа молча осматривала просторное высокое помещение, как и многие другие в замке, украшенное панелями из темной древесины лиственницы. Кровать, как и прочая мебель, выглядела очень старой и, подобно всему замку, поражала мрачным великолепием. Раздвинув шторы на одном из высоких окон, Эмили увидела, что оно выходит на крепостную стену, но окружающий пейзаж тонул во тьме.
В присутствии Аннет Эмили старалась сохранить самообладание и сдержать то и дело подступавшие к глазам слезы. Ей очень хотелось спросить, когда ожидается приезд графа Морано, но мешало нежелание делиться со служанкой личными переживаниями. Тем временем мысли Аннет направились в иное русло: получив приказание держать язык за зубами, она с трудом хранила молчание. Действительно, не иметь возможности поделиться ценными знаниями – суровое испытание воли, но за болтовню синьор Монтони мог наказать еще суровее, и поэтому горничная боялась нарушить запрет.
Катерина принесла дрова, и на какое-то время яркое пламя рассеяло мрак. Она же сообщила Аннет, что ее ждет мадам Монтони, и вскоре Эмили опять осталась в одиночестве. Сердце еще не покрылось панцирем, защищающим от грубости Монтони, поэтому сейчас она испытала потрясение ничуть не меньшее, чем когда впервые столкнулась с его манерами. Оскорбления Эмили переживала тем более болезненно, что до потери родителей жила в атмосфере любви и нежности, не зная, что в мире существуют другие отношения.
Чтобы отвлечься от печальных мыслей, Эмили встала и принялась снова осматривать комнату и мебель. Проходя вдоль одной из стен, она обнаружила чуть приоткрытую дверь, но не ту, через которую сюда попала, принесла лампу и решила проверить, что таит неизвестность, но, сделав пару шагов, едва не упала с зажатой между глухими каменными стенами крутой узкой лестницы. Эмили захотелось выяснить, куда она ведет, но останавливали страх и темнота. Она закрыла дверь и попыталась запереть, но обнаружила, что с внутренней стороны засова нет, хотя со стороны лестницы их было два. Ночевать в комнате с незапертой дверью совсем не хотелось, поэтому она придвинула к двери тяжелое кресло. Возникла мысль попросить мадам Монтони отпустить на ночь Аннет, но не обвинят ли ее в детских страхах? Да и сама Аннет выглядела изрядно напуганной.
К счастью, в коридоре раздались шаги и прервали мрачные размышления. Аннет явилась собственной персоной, да еще и с присланным мадам Монтони ужином. Эмили заставила горничную сесть за стол вместе с ней и поужинать. Когда скромная трапеза подошла к концу, благодарная Аннет помешала дрова в камине, села возле госпожи и спросила:
– Слышали, мадемуазель, о странном происшествии, из-за которого наш синьор завладел замком?
– Что за удивительную историю ты собираешься поведать? – спросила Эмили, скрывая любопытство.
– Я знаю все, мадемуазель, – оглядев комнату и склонившись ближе, заговорщицки прошептала горничная. – По дороге сюда Бенедетто рассказал мне историю. Спросил: «Аннет, ты не знаешь тайну того замка, куда мы едем?» – «Нет, – ответила я. – Синьор Бенедетто, расскажите, пожалуйста, все, что вам известно». Но, мадемуазель, обещайте сохранить секрет, иначе ничего не услышите. Я дала слово молчать: говорят, синьор Монтони очень не любит болтовни.
– Если ты обещала хранить тайну, то правильно было бы вообще о ней не упоминать, – заметила Эмили.
– О, но ведь вам, мадемуазель, можно рассказать, ничего не опасаясь, – ответила Аннет после долгого молчания.
Эмили улыбнулась:
– Я непременно сохраню секрет так же надежно, как и ты.