Удольфские тайны

– Да, совершенно уверена, мадемуазель. Когда экипажи въезжали во двор, я смотрела сквозь решетку в северной башне и даже не ожидала увидеть в этом старом замке такое отрадное зрелище! Приехали господа и слуги, так что скоро станет весело. Я чуть не спрыгнула вниз от радости! Ах, кто бы мог подумать, что в этом мрачном месте вновь появятся живые люди! Я готова расцеловать каждую лошадь, которая их привезла.

– Что ж, Аннет, кажется мне уже лучше.

– Да, мадемуазель, сама вижу. Теперь все слуги заживут весело. Будем петь и танцевать в маленьком зале: там синьор нас не услышит, – а еще рассказывать разные истории. Людовико приехал. Да, мадемуазель, и он тоже. Вы ведь помните Людовико: высокий красивый парень, лакей синьора Кавиньи. Всегда носит плащ, перекинув через левую руку, и шляпу тоже так красиво, набок, и…

– Нет, не помню, – отрезала Эмили, устав от болтовни.

– Как можно не помнить Людовико? На последней регате он греб на гондоле господина и выиграл приз. А еще пел такие красивые песни про Орландо, мавров, Карла… Великого, – да, кажется, так его звали. И все под моим окном в западном портике. В Венеции, лунными ночами. Ах, я слушала его, слушала…

– Боюсь, напрасно, милая Аннет. – Эмили улыбнулась. – Кажется, его песни украли твое сердце. Но позволь дать совет: если так, то держи чувства в секрете, чтобы он ни о чем не догадался.

– Ах, мадемуазель! Разве можно сохранить такой секрет?

– Знаешь, Аннет, мне уже настолько лучше, что можешь меня оставить.

– Но, мадемуазель, я забыла спросить: как вы спали ночью в этой ужасной комнате?

– Как обычно.

– Не слышали голосов?

– Никаких.

– И ничего не видели?

– Ничего.

– Удивительно!

– Ничуть. Объясни, почему ты задаешь такие вопросы.

– Ах, мадемуазель! Ни за что на свете не сказала бы, что слышала об этой комнате, потому что история вас напугает.

– Ты уже напугала, так что можешь с чистой совестью поведать все, что знаешь.

– Боже мой! Говорят, в эту комнату приходит привидение, причем уже много лет.

– Значит, это привидение задвинуло засовы, – заметила Эмили, пытаясь шуткой прогнать дурное предчувствие. – Вечером я оставила дверь открытой, а утром она оказалась запертой.

Аннет побледнела и не произнесла ни слова.

– Не знаешь, никто из слуг не запирал дверь, пока я спала?

– Нет, мадемуазель. Думаю, что никто, но точно не знаю. Может быть, спросить? – Аннет поспешно шагнула к двери.

– Подожди минуту. Расскажи, что ты слышала о комнате и куда ведет лестница.

– Пойду и все разузнаю, мадемуазель. К тому же госпожа уже наверняка меня ждет. Я правда не могу остаться. Честное слово!

Не дожидаясь ответа, горничная выскочила в коридор, а утешенная отсутствием Морано Эмили улыбнулась ей вслед: поскольку сама часто испытывала суеверный страх, она с пониманием относилась к нему в других.

Монтони отказался предоставить другую спальню, Эмили решила не настаивать и, чтобы сделать комнату более уютной, распаковала книги – предмет восторга в счастливые дни и утешения – в часы печали. Но бывали особо тяжелые времена, когда даже эти лучшие друзья теряли спасительную силу.

С любовью расставив книги на высоком комоде, Эмили достала рисовальные принадлежности и хотела было запечатлеть прекрасный вид за окном, но внезапно передумала, вспомнив, как часто пыталась забыться в искусстве, только ничего не получалось: неизменно мешала какая-нибудь новая неприятность.

«Разве можно дать волю надежде и, пока граф Морано не приехал, отдаться призрачному счастью? Увы! Какая разница, когда он явится: сегодня или завтра, – если все равно явится?»

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, она попробовала читать, но никак не смогла сосредоточиться, а потому отложила книгу и отправилась осматривать соседние комнаты. Пораженная старинным величием, она пошла по мрачным, заброшенным покоям, куда давным-давно не ступала нога человека, и вспомнила странную историю владелицы замка. Мысли сосредоточились на закрытой черным покрывалом картине, и любопытство разыгралось с новой силой. Направляясь к картине, Эмили все больше волновалась: рассказ Аннет, таинственные обстоятельства и неизвестность рождали в душе смутный страх.

Нетвердыми шагами Эмили двинулась вперед, а когда оказалась перед нужной дверью, мгновение помедлив, дернула за ручку, быстро вошла в комнату и приблизилась к висевшей в темном углу картине, заключенной в необычно большую раму. Дрожащей рукой она приподняла покрывало, а потом сбросила и, увидев, что за ним вовсе не картина, без чувств упала на пол.