– Сейчас нет ни времени, ни возможности предоставить доказательства, – возразил граф.
– Даже если бы они были, я не пожелала бы слушать.
– Но вы злоупотребляете моим терпением, – продолжал убеждать ее граф. – Неужели брак с обожающим вас человеком кажется настолько ужасным, что вы готовы предпочесть ужасы этой неприступной тюрьмы? Должно быть, какой-то негодяй похитил ваше сердце, иначе вы не смогли бы так упрямо отказываться от спасительного предложения. – Морано принялся быстро, взволнованно ходить по комнате.
– Ваши слова, граф Морано, убедительно доказывают, что чувства мои не могут принадлежать вам, а поведение свидетельствует о том, что, оставаясь в вашей власти, я не найду спасения. Если вы желаете убедить меня в обратном, прекратите угнетать своим присутствием. А если отказываетесь, придется отдать вас на милость синьора Монтони.
– Да, пусть придет и узнает, что такое мое негодование! – в ярости воскликнул Морано. – Пусть еще раз встретится с тем, кого так грубо оскорбил! Моя месть преподаст ему урок справедливости. Пусть придет и примет в сердце мой меч!
Пламенная речь встревожила Эмили. Она быстро поднялась, но не устояла на ногах и снова опустилась в кресло. Слова замерли у нее на губах. Она взглянула на запертую дверь в коридор и поняла, что не сможет выйти из комнаты до тех пор, пока Морано будет препятствовать ее намерению.
Не замечая волнения Эмили, граф продолжал в крайнем возбуждении расхаживать по комнате. Потемневшее лицо выражало ревность, гнев и жажду мести. Те, кто видел когда-то его черты, осененные невыразимо нежной улыбкой, сейчас бы вряд ли его узнали.
– Граф Морано, – обратилась к нему Эмили, наконец овладев голосом. – Прошу, прислушайтесь к голосу разума, если не готовы проявить жалость. Вы в равной степени ошиблись с адресом и любви, и ненависти. Я никогда не смогла бы ответить на ваши чувства и определенно никогда их не поощряла. Точно так же синьор Монтони не мог нанести вам оскорбление, поскольку, как известно, не обладает правом распоряжаться моей рукой, даже если бы имел на то силу. Поэтому уезжайте, уезжайте из замка, пока можете сделать это безопасно. Избавьте себя от ужасных последствий несправедливой мести и от раскаяния за причиненные мне страдания.
– Чья безопасность вас беспокоит – моя или Монтони? – язвительно уточнил граф.
– Безопасность вас обоих, – дрожащим голосом ответила Эмили.
– Несправедливая месть! – воскликнул граф с прежней страстью в голосе. – Кто, глядя на его лицо, сможет вообразить достойную отплату за оскорбление, равное тому, которое он мне нанес? Да, я покину замок, но не один. Я уже и так потерял много времени. Если мольбы и убеждения на вас не действуют, подействует сила. Мои люди доставят вас в экипаж. Учтите, что крики не помогут: в этой части замка можно кричать сколько угодно, все равно никто вас не услышит, – поэтому молча подчинитесь и идите со мной.
Предупреждение оказалось лишним: Эмили знала, что звать на помощь бесполезно. Ужас окончательно сковал ее мысли. Она не представляла, как еще умолять о милости, и сидела в кресле, дрожа, пока граф не подошел с намерением поднять ее силой. Тогда Эмили стремительно встала и с невозмутимым видом проговорила:
– Граф Морано, я полностью в вашей власти. Но скоро вы поймете, что такое поведение не принесет того пиетета, к которому вы стремитесь. Обрекая на муки не способную сопротивляться беззащитную сироту, вы обрекаете себя на ни с чем не сравнимое раскаяние. Неужели ваше сердце настолько черствое, что вы способны холодно смотреть на мои страдания?
Морано посмотрел на дверь, что вела на потайную лестницу, и громко позвал:
– Чезарио! – а затем обратился к Эмили: – Зачем вы принуждаете меня действовать таким грубым способом? С какой радостью я убедил бы, а не заставил, вас стать моей женой! Но, видит Бог, я не позволю Монтони вас продать. И все же меня не покидает нестерпимая мысль. Даже не знаю, как ее выразить… настолько она невероятна, невозможна! Но вы дрожите! Да, так и есть: вы… любите Монтони! – воскликнул Морано, больно сжав запястье Эмили и в гневе топнув ногой.
На лице Эмили отразилось глубокое удивление, потом недоумение, и она тихо проговорила:
– Если вам хочется в это верить, не смею разубеждать.
– И ваш взгляд, и слова подтверждают мою догадку, – злобно процедил Морано. – Нет-нет-нет, все это время Монтони надеялся получить драгоценность дороже золота. Но ему никогда меня не одолеть! В этот самый момент…
– Подождите, граф, – остановила Морано испуганная его словами и яростью Эмили. – Я избавлю вас от заблуждения. Синьор Монтони вам не соперник, и все же, если не найду иных средств защиты, я попытаюсь докричаться до его слуг.
– Ваши заверения в такой момент не заслуживает доверия, – возразил Морано. – Разве можно хотя бы на миг допустить, что, ежедневно видя вас, он не влюбился? Но прежде всего я должен увезти вас из замка. Чезарио! Эй, Чезарио!