Удольфские тайны

– Граф Морано, – проговорил прежде молчавший Верецци, – если осмелитесь еще раз оскорбить моего друга, я воткну в вас этот меч.

– Чего еще ждать от друга злодея! – ответил Морано.

Негодование на миг придало ему сил, и он приподнялся на руках слуг, но прилив бодрости тут же иссяк и он в изнеможении упал. Люди Монтони схватили Верецци, который порывался немедленно осуществить свою угрозу, а Кавиньи, не настолько развращенный, чтобы поддержать трусливую злобу, попытался увести его прочь. Все это время Эмили находилась в коридоре, с ужасом наблюдая за происходящим, а когда повернулась, намереваясь уйти, Морано окликнул ее молящим голосом и попросил подойти ближе. Эмили сделала несколько робких шагов: слабость раненого переселила страх и опять вызвала жалость.

– Я ухожу отсюда навсегда, – прошептал граф. – И возможно, больше никогда вас не увижу. Я хочу унести с собой ваше прощение, Эмили… нет, не только прощение, но и ваши добрые пожелания.

– Мое прощение с вами, – ответила Эмили, – и искренние пожелания скорейшего выздоровления – тоже.

– Только выздоровления? – со вздохом уточнил Морано.

– Еще благополучия, – добавила Эмили.

– Наверное, следует этим удовольствоваться, – со вздохом проговорил граф. – Определенно я не заслужил большего. И все же прошу иногда думать обо мне и, забыв обиду, помнить мою любовь, а не только породившую ее страсть. Я попросил бы любить меня, но увы… это невозможно. Сейчас, в минуту прощания – быть может, навсегда, – я плохо владею собой. Эмили, пусть вам никогда не придется узнать испытанные мною муки страсти! Что я говорю? Ах, как по мне, так пусть страсть вас настигнет!

Эмили хотелось поскорее уйти.

– Прошу вас, граф, подумать о собственной безопасности и не медлить. Я трепещу от осознания воинственности синьора Верецци и мести синьора Монтони, если он узнает, что вы по-прежнему здесь.

Лицо Морано на миг вспыхнуло, глаза сверкнули, но он сумел овладеть чувствами и спокойно ответил:

– Раз моя безопасность вас беспокоит, я позабочусь о ней и немедленно удалюсь. Но прежде позвольте снова услышать от вас пожелание благополучия, – попросил он серьезно и печально.

Эмили повторила добрые слова, а граф бережно сжал ее руку и поднес к губам.

– Прощайте, граф Морано!

Эмили уже повернулась, чтобы уйти, но в этот момент слуга повторил приказ Монтони немедленно явиться к нему, и, не смея ослушаться, она поспешила к синьору.

Монтони лежал на диване в кедровой гостиной и терпел боль, которую мало кому удалось бы скрыть так же мужественно, как ему. Суровое, но спокойное лицо его выражало темную страсть мести, но не боль. Он всегда презирал телесные страдания и поддавался лишь мощной энергии души. За раненым ухаживали старый Карло и синьор Бертолини, а вот мадам Монтони рядом не было.

Эмили с трепетом приблизилась и немедленно получила суровый выговор за то, что не пришла по первому зову. Выяснилось, что господин объяснил промедление причиной, которая даже не возникла бы в ее безыскусном сознании:

– Вот пример женского каприза, который следовало предвидеть. Вы упорно отвергали ухаживания графа Морано, пока я его поддерживал, но стоило мне прогнать соискателя, как сразу прониклись к нему симпатией.

Эмили даже не пыталась скрыть изумление:

– Не понимаю вас, синьор. Вы же не хотите сказать, что граф появился у меня в спальне с моего согласия.

– На это ничего не отвечу, – возразил Монтони, – но ведь явно нечто большее, чем обычное участие, заставило вас просить за него и, вопреки моему приказу, задержаться возле того самого человека, которого прежде вы упорно избегали и отвергали.

– Боюсь, синьор, что вы правы, – спокойно ответила Эмили. – В последнее время я все больше убеждаюсь, что сострадание выходит за рамки обычного участия. Но как могла я, как могли вы, синьор, наблюдать плачевное состояние графа Морано и не пытаться ему помочь?

– Вы не только выказываете капризы, но и лицемерите, – нахмурился Монтони, – а ко всему прочему еще и насмехаетесь. Но прежде чем учить морали других, неплохо бы воспитать в себе необходимые для женщины добродетели: искренность, скромное поведение и послушание.

Слова синьора оскорбили: Эмили всегда стремилась руководствоваться лучшими законами и морали, и женского поведения, – но уже в следующий миг сердце наполнилось осознанием, что она заслуживает похвалы, а не порицания, и она гордо промолчала. Повернувшись к вошедшему слуге, Монтони спросил, покинул ли граф замок, и тот ответил, что слуги положили раненого на диван и понесли в ближайшую хижину. Известие немного успокоило синьора, а когда спустя несколько минут появился Людовико и сообщил, что Морано удалился, он позволил Эмили вернуться в свою комнату.

Она с готовностью оставила господина, но мысль провести остаток ночи в комнате, куда мог зайти кто угодно, теперь тревожила ее еще больше, поэтому решила навестить мадам Монтони и попросить у нее разрешения забрать Аннет к себе.