Удольфские тайны

– Неблагодарный! Он обманул меня во всем, а теперь увез из родной страны, от друзей и запер в этом дремучем замке, чтобы заставить выполнять свои прихоти и требования! Но никакие угрозы на меня не подействуют. Кто бы мог подумать, кто бы мог представить, что человек его происхождения и положения ровным счетом ничего не имеет? Ни единого цехина за душой! Я старалась поступать правильно: думала, что передо мной не просто состоятельный, а богатый человек, – иначе никогда не вышла бы за этого неблагодарного коварного мошенника!

Она умолкла, чтобы перевести дух.

– Дорогая мадам, успокойтесь, – попросила Эмили. – Возможно, синьор не настолько богат, как вам казалось, но и не совсем беден: все-таки и замок, и особняк в Венеции принадлежат ему. Могу ли я спросить, какие именно обстоятельства особенно вас огорчают?

– Какие обстоятельства! – с негодованием повторила мадам Монтони. – Разве не достаточно того, что он давным-давно проиграл все, что имел, а потом и то, что принесла я? А теперь заставляет переписать на него мою собственность. Хорошо, что я догадалась сохранить недвижимость за собой! Он намерен потерять все, что осталось, на выполнении каких-то диких планов, которые никто, кроме него, не в состоянии понять! Разве этого не достаточно?

– Вполне достаточно, – согласилась Эмили. – Но не забывайте, дорогая мадам, что ничего этого я не знала.

– Разве не достаточно того, – продолжила тетушка, – что он абсолютно разорен и погряз в долгах? А если заплатить все честные и бесчестные его долги, то не останется ни дома в Венеции, ни замка.

– Все, что вы сказали, глубоко меня потрясло, – ответила Эмили.

– Разве не достаточно, – перебила мадам Монтони, – что он обращается со мной жестоко, потому что я отказалась отдать свои владения, не испугалась его угроз и восстала против его постыдного поведения? Я все сносила с молчаливым терпением. Вы знаете, племянница, что я до сих пор ни разу не пожаловалась. Нет! Подумать только, мой кроткий нрав должен так страдать! Я, чьи единственные недостатки – излишняя доброта и щедрость, на всю жизнь прикована к такому злобному, жестокому, коварному чудовищу!

Если бы в такой момент что-то и могло вызвать у Эмили улыбку, то именно этот театральный монолог тетушки, произнесенный громким голосом, с комическим выражением отчаяния, превращавшим сцену в бурлеск. Несчастье мадам не нуждалось в настоящем утешении, а потому, презирая банальные слова сочувствия, Эмили молчала, но мадам Монтони со свойственным ей обостренным самолюбием приняла молчание за проявление равнодушия или презрения и обвинила племянницу в недостатке семейной почтительности и сочувствия.

– О, я подозревала, чем обернется вся эта хваленая чувствительность! Я знала, что вы не в состоянии испытать благодарность и любовь к родственнице, которая относилась к вам как к родной дочери.

– Простите, мадам, – мягко возразила Эмили, – но мне не свойственно хвалиться, а если бы нечто подобное и случилось, я ни за что не стала бы хвастаться чувствительностью – качеством, которого следует скорее опасаться, чем желать.

– Хорошо, хорошо, племянница. Не стану спорить. Но как я уже сказала, Монтони угрожает расправой, если я не соглашусь передать ему всю свою недвижимость. Именно об этом мы спорили, когда вы вошли в комнату. Сейчас я твердо решила: никакая сила не заставит меня уступить. И терпеть оскорбления я не намерена. Несмотря на жестокое обращение, он услышит все, чего заслуживает.

Эмили улучила момент, чтобы высказать собственное мнение:

– Дорогая тетушка, но не рассердит ли синьора Монтони открытое сопротивление? Не вызовет ли то жестокое обращение, которого вы так боитесь?

– Мне безразлично, – ответила мадам Монтони. – Все это уже не имеет значения. Просто я не могу больше терпеть. Полагаю, вы тоже посоветовали бы отдать ему все, что есть?

– Нет, мадам, я не это имела в виду.

– Тогда что же?

– Вы говорили об упреках в адрес синьора, – неуверенно пояснила Эмили.

– Но разве он не заслуживает упреков? – удивилась тетушка.

– Несомненно, заслуживает. Но благоразумно ли с вашей стороны его упрекать?

– Благоразумно! – воскликнула мадам Монтони. – Время ли рассуждать о благоразумии, когда в мой адрес звучат угрозы жизни?

– Благоразумие поможет избежать исполнения этих угроз, – возразила Эмили.

– Ты говоришь о благоразумии! – продолжала мадам Монтони, не услышав последних слов. – О благоразумии по отношению к человеку, который не стесняется своим поведением нарушить все человеческие правила! И после этого я должна думать о благоразумии в отношениях с ним? Нет, ни за что!

– Руководствоваться благоразумием в ваших интересах, мадам, а не в интересах синьора, – скромно пояснила Эмили. – Ваши справедливые упреки не в состоянии наказать супруга, а лишь способны вызвать новую волну насилия.

– Что? Неужели вы советуете покориться его приказам, опуститься на колени у его ног и поблагодарить за жестокость? Неужели вы советуете отказаться от своих владений?