Удольфские тайны

Заговорив, но не получив ответа, она налила воды и, поддерживая голову тетушки, поднесла чашку к ее губам, но судороги становились все сильнее и пришлось позвать на помощь. Выйдя в холл в поисках Аннет, Эмили встретила Монтони, рассказала о случившемся и попросила успокоить супругу, но синьор лишь равнодушно отвернулся и молча отправился на террасу. Наконец Эмили нашла Карло и Аннет. Оба поспешили в покои госпожи и обнаружили ее лежащей на полу и содрогающейся в конвульсиях. С трудом подняв несчастную, вдвоем они отнесли ее в спальню и уложили на кровать. Аннет рыдала, а старый слуга крепко сжимал дергающиеся руки госпожи и с жалостью наблюдал за ее страданиями. Наконец он обернулся к Эмили и в страхе отшатнулся:

– Боже милостивый, синьора! Что с вами случилось?

Эмили спокойно встретила его вопросительный взгляд, в то время как Аннет громко вскрикнула: лицо молодой госпожи было залито кровью, которая медленно текла из ссадины на лбу. Сама же Эмили настолько прониклась чужой болью, что совсем не чувствовала и не замечала глубокой раны. Только сейчас она прижала ко лбу платок и, не обращая внимания на слабость, не сводила глаз с мадам Монтони. Конвульсии постепенно стихли, а потом прекратились окончательно, оставив больную в состоянии ступора.

– Тетушке необходим покой, – заключила Эмили. – Покинь нас, добрый Карло. Когда потребуется помощь, я за тобой пошлю. И если появится возможность, замолви за мадам словечко перед господином.

– Увы! – вздохнул Карло. – Я слишком многое видел! Синьор меня не послушает. Но вы, дорогая молодая синьора, позаботьтесь о себе. Рана на лбу серьезная.

– Спасибо за заботу, милый друг, – с улыбкой поблагодарила Эмили. – На самом деле рана пустяковая: просто неудачно упала и ударилась.

Карло покачал головой и вышел.

– Госпожа передала синьору слова Людовико? – шепотом спросила Аннет, и хотя Эмили ее успокоила, отрицательно покачав головой, добавила: – Я так и знала, что эти ссоры до добра не доведут. Наверное, синьор бил госпожу.

– Нет-нет, ты ошибаешься, ничего необычного не произошло.

– Необычное происходит здесь так часто, мадемуазель, что перестаешь замечать. Сегодня утром в замок прибыл еще один отряд злодеев.

– Тихо, Аннет, ты потревожишь тетушку. Обсудим это потом.

Эмили взяла больную за руку и произнесла несколько добрых слов. Та тихо вздохнула и посмотрела на племянницу, но прошло немало времени, прежде чем узнала, кто перед ней. Первым делом мадам спросила о Монтони, но Эмили напомнила ей, что в первую очередь необходимо сохранять спокойствие, и добавила, что, если тетушка захочет что-то передать господину, лично исполнит ее просьбу.

– Нет, – прошептала больная. – Нет, ничего. Он настаивает на том, что я должна покинуть свою комнату?

Эмили ответила, что он об этом больше ничего не говорил, и попыталась перевести разговор на другую тему, но тетушка плохо ее слушала, зациклившись на своем.

Эмили принесла еду и, оставив мадам на попечение Аннет, отправилась на поиски господина. Обнаружила она его в дальней части террасы за беседой с теми людьми, о которых упомянула горничная. Окружив его, они уважительно слушали, а Монтони что-то им объяснял и показывал на стены, не замечая Эмили. Она остановилась в стороне, ожидая, когда синьор освободится, и вдруг ее внимание привлек один из мужчин особенно пугающей внешности. Он стоял, опершись на копье, смотрел на Монтони поверх плеча товарища и сосредоточенно слушал. Этот человек явно принадлежал к низшему сословию и все же держался так, как будто, в отличие от товарищей, не принимал превосходства Монтони и обладал такой волей, которую не могла подавить даже решительная манера синьора.

– Значит, на закате заступайте в караул, – донеслись до Эмили слова Монтони.

– На закате, синьор, – подтвердили вооруженные мужчины и стали расходиться.

Синьор попытался избежать встречи с Эмили, но она подошла к нему и, набравшись мужества, заговорила о тетушке. Поведав ему о случившемся, она особенно подчеркнула, как опасно в ее нынешнем состоянии пребывание в холодной башне.

– Мадам страдает от собственной глупости, а потому не заслуживает жалости, – возразил Монтони. – Она знает, как можно избежать наказания, и если попадет в башню, то только по собственной вине. Пусть проявит покорность, подпишет бумаги, о которых вы слышали, и этим все закончится.

Эмили стала умолять о пощаде, но синьор сердито ее перебил и отчитал за вмешательство не в свое дело. Правда, в конце концов, все-таки смягчился и пообещал, что этой ночью не заключит мадам Монтони в восточную башню, а предоставит ей выбор: или отказаться от поместий, или подвергнуться такому наказанию, которого она даже не ожидает.

Эмили поспешила сообщить тетушке о кратком помиловании и о том, что ее ожидает в случае неповиновения. Мадам Монтони ничего не ответила, хотя и задумалась, а Эмили решила отвлечь ее разговорами на другие темы. Эти усилия пусть и не увенчались успехом, а только вызвали раздражение, решимость тетушки несколько ослабла, и Эмили осмелилась предложить, чтобы та подчинилась требованию супруга.