Несмотря на пугающую темноту, казалось невероятным, чтобы неведомый сосед нарушил ее одиночество. И снова направление страхов изменилось: вспомнилось, как близко расположена та самая комната, где висит жуткая картина, скрытая под черным покрывалом, и возник вопрос, не существует ли тайного коридора между ней и дверью на потайную лестницу.
Стало совсем темно, и Эмили отошла от окна, села возле камина и стала смотреть на черные угли. Внезапно мелькнула и погасла искра, а спустя мгновение появилась снова. Эмили осторожно раздула огонь, а от него зажгла стоявшую в комнате лампу. Вспыхнувшую в душе радость невозможно было описать словами. Первой пришла мысль как можно надежнее укрепить дверь на потайную лестницу: для этого пришлось подтащить всю мебель, которую удалось сдвинуть с места. Это занятие показало, насколько тяжелее переносить несчастья в бездействии, чем в работе. Сидя сложа руки и раздумывая о всевозможных неприятностях, Эмили представляла тысячи угроз: реальные и воображаемые, они в равной степени ранили сознание.
Время медленно, тяжело доползло до полуночи, когда большие часы на башне отсчитали свои торжественные удары, и снова повисла тишина, нарушаемая лишь шагами заступившего на пост часового. Эмили отважилась отправиться в восточную башню и, осторожно открыв дверь, осмотрела коридор, прислушалась. Кругом стояла абсолютная тишина. Но едва переступив порог, она заметила вдали отсвет и юркнула обратно в комнату, закрыв за собой дверь. Никто не появился, а потому она решила, что Монтони пришел навестить неведомого соседа, и собралась дождаться, пока синьор уйдет.
Прошло полчаса. Эмили опять приоткрыла дверь, выглянула и, никого не заметив, побежала в узкий коридор вдоль южной стороны замка, откуда надеялась найти дорогу в восточную башню. То и дело останавливаясь, прислушиваясь к шуму ветра, со страхом вглядываясь в длинные темные переходы, она наконец-то добралась до лестницы. Но здесь начались затруднения: впереди показались два коридора, и пришлось выбирать наугад, по какому из них идти. Коридор, по которому она направилась, привел ее в широкую галерею, и Эмили быстро по ней пробежала, пугаясь каждого шороха и вздрагивая при звуке собственных шагов.
Внезапно послышался чей-то голос. Не понимая, откуда он доносится, Эмили боялась идти вперед, но и возвращаться не хотела. Несколько мгновений она стояла, замерев и опасаясь посмотреть вокруг. Голос раздался снова: теперь совсем близко, – но ужас не позволял понять, откуда именно. Эмили показалось только, что он исполнен страдания, и вскоре ее предположение подтвердилось протяжным стоном, который донесся из какой-то комнаты галереи. Решив, что там и заключена мадам Монтони, Эмили поспешила было к двери, остановилась, испугавшись, что обнаружит чужого человека, который выдаст ее синьору. Хоть обитатель комнаты явно страдал, из этого не следовало, что там скрывается узник.
Стоя в растерянности, Эмили снова услышала тот же голос и, наконец, узнала: звали Людовико, и, несомненно, это была Аннет. Эмили с радостью ее окликнула и опять услышала, как сквозь рыдания горничная воскликнула:
– Людовико! Людовико!..
– Это я, – отозвалась Эмили, пытаясь открыть дверь. – Как ты здесь оказалась? Кто тебя запер?
– Людовико! – продолжала твердить Аннет. – О, Людовико!
– Это не Людовико, это я, мадемуазель Эмили. Если можешь открыть дверь, впусти меня. Я одна, никто тебя не обидит.
– Людовико! О, Людовико! – снова призвала Аннет.
Эмили потеряла терпение: их могли услышать, – и хотела было уйти, но подумала, что, возможно, горничная что-нибудь знает о судьбе тетушки или может подсказать путь в восточную башню. Наконец Аннет перестала рыдать и дала ответы, хотя и невразумительные, на вопросы молодой госпожи: горничная ничего не знала о мадам Монтони и только умоляла сказать, что случилось с Людовико. Эмили не могла поведать ей ничего конкретного и лишь еще раз спросила, кто ее запер.
– Людовико, – наконец пробормотала бедная девушка. – Меня запер Людовико. Убежав из уборной госпожи, я бросилась куда глаза глядят и в этой галерее встретила Людовико. Он втолкнул меня в эту комнату и запер дверь: сказал, что для безопасности. Он так спешил, что не произнес и десяти слов, но обещал прийти за мной, как только все успокоится, а ключ забрал с собой. И вот прошло столько времени, а я не знаю, что с ним. Наверняка его убили!
Эмили вспомнила раненого, которого принесли в зал для слуг, и поняла, что это был Людовико, но решила это известие от Аннет утаить и постаралась ее успокоить. Потом, надеясь узнать что-нибудь о тетушке, снова спросила, как пройти в восточную башню.
– О, мадемуазель! Умоляю, не уходите, не оставляйте меня здесь одну! – воскликнула горничная.
– Нет, Аннет, – возразила Эмили. – Я не могу провести здесь всю ночь. Лучше скажи, как попасть в башню, а утром я постараюсь тебя освободить.
– Пресвятая дева! – простонала Аннет. – Неужели придется ночевать в заточении? Я сойду с ума от страха и умру с голоду. С обеда ничего не ела!