Удольфские тайны

Даже в столь ранний час рыночные торговцы то и дело окликали гондольеров, и вскоре лагуна наполнилась бесчисленными лодками с товарами. Эмили бросила прощальный взгляд на прекрасный город, но мысли ее были заняты раздумьями о причинах внезапного бегства. Сейчас, в минуту спокойствия, ей казалось, что Монтони решил ее спрятать в уединенном замке, чтобы заставить подчиниться, а если даже это мрачное место не подействует достаточно устрашающе, выдать замуж насильно, что в безлюдных горах сделать было намного проще. От мрачных мыслей воодушевление опять покинуло ее, и на берег Эмили вышла в обычном подавленном настроении.

Монтони пересадил всех в экипажи, и дальнейший путь они продолжили по суше. Во время поездки он так сурово обращался с Эмили, что одно это обстоятельство подтвердило ее догадку. Она не замечала красот страны, по которой ехала, лишь невесело улыбалась наивным замечаниям Аннет да иногда при виде особенно красивого пейзажа тяжело вздыхала и вспоминала Валанкура. Молодой человек не покидал ее мыслей, но теперь не оставалось надежды даже на письма.

Через некоторое время начался крутой подъем в горы. Дорога вилась сквозь дремучий сосновый бор, закрывавший все вокруг, кроме скал и порой проглядывавших сквозь стволы деревьев долин. Мрачные пейзажи, изредка нарушаемое ветром молчание, бездонные пропасти, куда не проникал взгляд, – все это вселило в Эмили благоговейный страх: она видела вокруг образы темного, ужасающего величия, отчего ее воображение рождало другие картины – не менее тяжелые и пугающие. Она ехала неизвестно куда и находилась во власти человека, чей непредсказуемый характер уже принес ей столько страданий, ехала, чтобы, возможно, выйти замуж за того, кого не только не любила, но и не уважала, или понести наказание, продиктованное местью – причем жестокой итальянской местью. Чем дольше Эмили размышляла о мотивах поездки, тем больше убеждалась, что главная цель Монтони – тайно выдать ее замуж за графа Морано, не скомпрометировав при этом себя. От вида все более глухих, безлюдных мест, от образа таинственного, породившего пугающие слухи замка ослабевшее сердце в отчаянии трепетало. Эмили чувствовала, что, хотя сознание уже покорилось безысходности, новые впечатления все еще оказывали воздействие: иначе почему одна лишь мысль о замке Удольфо вызывала дрожь?

Подъем по сосновому бору продолжался бесконечно. За одним склоном открывался другой, одна вершина оказывалась подножием другой, – наконец открылась небольшая равнина, где погонщики остановились, чтобы дать отдых мулам. Внизу раскинулся пейзаж такой необыкновенной красоты, что даже мадам Монтони не удержалась от восхищенного возгласа, а Эмили на миг забыла все свои печали и погрузилась в восторженное созерцание. За простершимся внизу амфитеатром гор, вершины которых напоминали морские волны, а подножия тонули среди деревьев, во всем великолепии предстала прекрасная Италия – страна, где города, реки, леса и возделанные поля смешались в пестром беспорядке. Горизонт ограничивало Адриатическое море, и туда, причудливо извиваясь на цветущем просторе, несли свои воды щедрые реки По и Брента. Эмили долго любовалась великолепием мира, который покидала с неизмеримым сожалением: для нее здесь оставался один лишь Валанкур, только к нему обращалось сердце, только о нем текли горькие слезы.

Полюбовавшись грандиозным зрелищем, путники продолжили подъем, пока не попали на узкую горную тропу, зажатую между нависшими скалами, где из растительности встречались только корявые дубы, почти горизонтально торчавшие из камней. Тропа упрямо вела в самое сердце Апеннин, и с наступлением дня взорам путешественников открылась длинная цепь диких, чуждых человеку гор. Хвойные леса темнели внизу, у их подножия, и на вертикальных утесах, под которыми открывалась долина, а наверху солнечные лучи терялись в тумане и создавали волшебную игру света и тени. Пейзаж постоянно менялся и за каждым поворотом приобретал новые формы, в то время как подвижные облака, то пряча подробности, то вновь открывая, создавали одну иллюзию за другой.

Несмотря на дикую красоту, Апеннины не производили впечатления того возвышенного величия, которое оставляли охранявшие въезд в Италию Альпы. Эмили часто испытывала восхищение, но ни разу не прониклась невыразимым благоговейным страхом, который постоянно переживала на альпийском перевале.

Ближе к вечеру тропа привела путников в долину, почти со всех сторон окруженную казавшимися неприступными горами. Только на востоке открывались Апеннины во всем своем пугающем величии: бесконечная вереница вздымающихся вершин с заросшими соснами склонами представляла самую величественную картину, которую Эмили доводилось когда-либо видеть. Солнце только что скрылось, погрузив долину в глубокую тень, однако косые лучи пробивались между скалами, освещали верхушки деревьев на противоположном склоне и во всем своем великолепии обрушивались на башни и стены раскинувшегося на краю обрыва замка.

– Вот он, Удольфо, – проговорил Монтони, прервав многочасовое молчание.