Уинстон Черчилль

В эти дни Черчилль размышляя над возможными поворотами американской политики. В письме премьер-министру Канады Маккензи Кингу 5 июня 1940 г. он пишет: “Мы не должны позволить американцам смотреть слишком самодовольно на перспективу британского поражения, благодаря которому они могут получить британский флот и главенство над Британской империей. Если мы будем побеждены, а Америка останется нейтральной, я не могу предсказать, какой оборот примет германская политика”. Черчилль был готов поделиться даже частью флота и империи за то, чтобы Соединенные Штаты вступили в войну. Он предупреждал американцев, что, если они останутся нейтральными, то не получат ни флота, ни британского колониального наследия.

После Дюнкерка - поспешной переправы британского корпуса домой через Ла-Манш - советники Черчилля посчитали, что в сложившихся обстоятельствах полет во Францию сопряжен с неоправданным риском: в небе царили самолеты люфтваффе. В поисках помощи советники обратились к Клементине, но ошиблись в ее реакции: “Идет битва; другие летают; он должен летать”. Черчилль взлетел в небо 11 июня в четвертый раз со времени начала немецкого наступления. Теперь он должен был приземлиться на небольшом аэродроме южнее Парижа. Выходя из самолета, Черчилль как обычно, попытался улыбнуться и придать лицу уверенное выражение, но вскоре понял, что все это уже никому не нужно. Французы были слишком безразличны. За прошедшую неделю события достигли своей нижайшей точки. Напрасно Черчилль напоминал маршалу Петэну (ставшему вице-премьером кабинета) вечера, которые они проводили в 1918 году в период немецкого наступления. Напрасными были напоминания о словах, сказанных Клемансо в то время: “Я буду сражаться перед Парижем, в Париже и за Парижем”. Черчилль убеждал союзников, что “Германия не оставит нам места на земле; они низведут нас до положения рабов навечно”. Маршал Петэн ответил очень спокойно, что в прежние времена у французов был стратегический резерв в 60 дивизий, сейчас такого резерва нет.

Иден следил за лицами французов, когда Черчилль на этом совещании в Бриаре уведомил их в решимости сражаться даже в одиночестве. «Рейно был невозмутим, а Вейган вежлив - едва скрывая свой скептицизм. Маршал Петэн смотрел откровенно издеваясь. Хотя он не сказал ничего, его взгляд нельзя было трактовать двояко: это блажь. Вейган не мог выразить своего неверия в успех более откровенно: «Я беспомощен, поскольку у меня нет резервов». Защищать Париж не хотел никто, зря только Черчилль обмолвился об этом. «Не будет ли огромная масса Парижа и его пригородов препятствием, разделяющим силы противника, как это было в 1914 году, или как Мадрид стоял в гражданской войне в Испании?» Вейган: «Превратив париж в руины мы не решим вопроса».

Французы потребовали от Черчилль, чтобы тот прислал имеющиеся у англичан истребители. Черчиллю нужно было иметь немалое мужество, чтобы ответить: “Это не решающий момент, это не решающая точка войны. Такой момент наступит, когда Гитлер бросит свои силы против Великобритании. Если мы сможем сохранить контроль в воздухе, мы сможем выстоять”. Резерв истребителей остался в Великобритании. При этом британский премьер заявил: “Английский народ будет сражаться до тех пор, пока Новый мир не отвоюет Старый. Скорее мы подведем черту под нашей историей, чем превратимся в вассалов или рабов”. Но благообразный маршал Петэн уже не думал ни о “последнем редуте в Бретани”, ни об отходе в Северную Африку. Французы напомнили Черчиллю, что вскоре вся германская мощь будет сосредоточена против Британии. Что будут тогда делать англичане? Черчилль ответил что побеспокоится о том, чтобы “как можно больше немцев утонуло по пути, а затем мы будем бить по голове доплывших”.

Французская галантность ступила место мрачно-обреченному взгляду на жизнь и о британском премьере уже никто, собственно, не заботился. Двух французских офицеров ранним утром поразил вид Черчилля, напоминающего “разгневанного японского духа в длинном ниспадающем кимоно из яркого красного шелка”, ищущего ванную комнату. Французский пти дежене - легкий завтрак был абсолютно недостаточен британскому премьеру.

Во время ужина с французским руководством по правую сторону от Черчилля сидел Рейно, а по левую - недавно назначенный заместителем военного министра генерал Шарль де Голль. Это соседство имело немалое значение для дипломатической истории Европы. Настроение у Черчилля было подавленным. Впервые за 125 лет мощный противник располагался на противоположном берегу Ла-Манша, готовясь к удару по Великобритании. Среди французов его внимание привлекла высокая фигура нового заместителя военного министра. Улетая из Франции, Черчилль прошел мимо группы французов, среди которых стоял генерал де Голль. Ему Черчилль сказал вполголоса по-французски: “Вот человек, отмеченный судьбой”.