Уинстон Черчилль

В четверг 13 июня Черчилль - как жест отчаяния - вылетел во Францию в последний раз. Он приземлился на изрытом немецкими бомбами аэродроме Тура. Его уже никто не встречал. Погода была штормовой. У начальника аэродрома выпросили «Ситроен» и проследовали в префектуру. Обедали молча в задней комнате маленького ресторана. Наконец прибыл Рейно. Последнее совместное заседание Верховного военного совета. Происходило то, чего Черчилл боялся более всего - французская армия дезинтегрировала на глазах и никто не пытался остановить процесса. Когда Черчилль, выслушав мольбу французов о разрешении на сепаратный мир, сказал «Je comprends» (выражая тем самым то, что он понимает дилемму Рейно), стоявшие рядом французы во главе с Полем Бодуэном, используя лексикологическую неточность, поспешили интерпретировать его слова как согласие на французское сепаратное перемирие[3]. (Взлетев из Тура вечером 13 июня, Черчилль возвратился на французскую землю почти ровно через четыре года - 12 июня 1944 г.). Тогда будущего представить себе не мог никто. И менее всего Черчилль Через три дня он запланировал еще одну встречу с Рейно в Бретани. И уже сел в поезд, когда открыл только что полученную телеграмму: «Встреча отменяется, объяснительное послание следует». Премьер полчаса не выходил из вагона. Трудно подчиняться отвернувшейся от тебя судьбе.

Через два дня немцы вступили в Париж. Французы попросили освободить их от обязательства не заключать сепаратного мира.

Последовали последние усилия вовлечь в конфликт Соединенные Штаты Америки. В ночь с 14 на 15 июня Черчилль написал Рузвельту: “Я уверен, что Америка в конце концов должна будет вступить в войну, но вы должны учесть, что через несколько дней французское сопротивление может быть сокрушено и мы останемся одни”. Чтобы добиться позитивной американской реакции, Черчилль прибег к редкому для себя приему - нарисовал страшную для американцев картину, кто будет противостоять им в случае крушения Британии. Хотя английское правительство никогда не откажется послать британский флот за океаны, “если сопротивление здесь будет подавлено, может быть достигнута такая точка, когда нынешние министры не будут контролировать события и тогда начнутся попытки найти ниболее легкие условия, на которых Британские острова могли бы стать вассальным государством гитлеровской империи”. Судьба британского флота станет тогда ключевым обстоятельством американской истории.

18 июня Черчилль продиктовал длинное письмо главам британских доминионов. Объясняя развитие событий во Франции, он заверил: “Что бы ни случилось, мы пойдем до конца. Я лично думаю, что этот спектакль страшной борьбы и уничтожения нашего острова вовлечет в борьбу Соединенные Штаты. Если даже мы будем разбиты, сохранится возможность послать наши флоты через океан и продолжить воздушную войну и блокаду. Я надеюсь на Соединенные Штаты… Мы должны быть уверены в том, что вы сделаете все, что в человеческих силах, мы со своей стороны полны решимости сделать все возможное”. Черчилль диктовал все это в своем кабинете, и машинистка быстро печатала. Двери были широко открыты и там на солнце сидел командующий военно-воздушными силами маршал Арнольд. Когда Черчилль окончил редактировать текст, он вышел к маршалу и попросил сделать исправления и улучшения. Но тот был совершенно очевидно взволновал и сказал, что согласен с каждым услышанным словом.

16 июня, в 3 часа пополудни Черчилль предпринял еще один драматический шаг, который в крайних обстоятельствах позволил бы премьеру Рейно продолжать войну во французских колониях. Он предложил создать государственный союз французского и английского народов с двойным гражданством. Это было беспрецедентное по смелости предложение. Собравшись вместе, представители английского и французского правительств написали декларацию о союзе двух стран: “Соединенное королевство и Французская республика объединяются в едином государственном устройстве. Конституция союза обеспечит совместную оборону, единую финансовую и экономическую политику”. О драматическом предложении был уведомлен британский парламент. Оно захватывало воображение, но реальная возможность создания такого государства была более чем спорной. А главное, во Франции уже не верили в подобные экстравагантности.

Большинство французских министров полагало, что Франции никоим образом уже не избежать разгрома, а судьба Англии будет решена вскоре же после краха Франции. Президент Лебрен так и сказал: “Через три недели им скрутят голову”. Согласие на государственный союз с Великобританией означало бы для Петэна “присоединить себя к трупу”. У английских критиков проекта было еще больше прав на подобную метафору.