Уинстон Черчилль

Черчилль оказался буквально в центре этого мощного движения доминионов к независимости: в период галлиполийской операции командиры запрашивали правительства своих доминионов по поводу общей стратегии и присылки новых войск. Когда Оттоманская империя распалась и потребовались дополнительные войска для контроля над новыми подмандатными территориями, Черчилль обратился к доминионам с просьбой прислать войска в Персидский залив. Самоутверждение доминионов вызвало противодействие. Лондонская “Таймс” почувствовала себя оскорбленной: “Хотя доминионы могут говорить различными голосами как индивидуумы, они обязаны говорить единым голосом, когда речь идет об интересах империи”. Журналисты из “Таймса” отстали от времени, представители доминионов уже говорили на разных языках и выдвигали собственные претензии. Именно в это время премьер-министр Канады Маккензи Кинг записал в дневнике: “Если членство в британской империи означает участие доминионов в каждой войне, в которой участвует Великобритания, я не вижу возможности поддержания длительных тесных взаимоотношений”. А премьер-министр Южной Африки Сметс сказал, что “важные вопросы политики, которые касаются всего союза, не могут быть решены без созыва парламента нашей страны”.

Имперское могущество, вызывавшее прежде такое восхищение и готовность идти на жертвы, теперь теряло притягательность в самом английском населении. Многих подданных метрополии уже “не касалось” то, что творится в противоположном конце земного шара.

Вторым (после империи) основанием британского могущества был флот. Но и здесь происходили необратимые перемены. Когда англичане встречали плененный германский флот адмирала фон Ройтера, среди английских кораблей уже находилось несколько судов под звездно-полосатым флагом. Адмиралтейство сигнализировало адмиралу Битти: “Это утро останется на все времена примером той восхитительной уверенности, на которой в конечном счете покоится морская мощь”. Телеграмма имела в виду, разумеется, британскую морскую мощь. Но уже через четыре года - на вашингтонской конференции, созванной для предотвращения гонки морских вооружений, никто из англичан уже не смог продемонстрировать “восхитительную уверенность”. Прежде Британия тратила вдвое больше на военно-морской флот, чем любой ее потенциальный соперник, твердо сохраняя свое превосходство. Но на Вашингтонской конференции 1922 г., зафиксировавшей итоги военно-морского развития ведущих морских держав в период первой мировой войны, англичане должны были согласиться на равенство с американцами и соотношение мировых флотов в мире стало 5:5:3:1,75:1,75 - для Англии, США, Японии, Франции и Италии. Согласно решениям вашингтонской конференции, Англия должна была отдать на слом 657 боевых кораблей, включая дредноуты, линкоры и крейсера, составлявшие основу ее великого флота. Англичане пообещали не строить военной базы в Гонконге. Абсолютное господство Британии на морях окончилось. Сказался рост конкурентов и уменьшение английских ресурсов. Даже расходуя 5 млн. фунтов стерлингов ежегодно, Англия не могла угнаться за темпом военно-морского строительства Америки и не могла даже мечтать о военно-морском превосходстве над объединенными флотами основных соперников - США и Японией.

Ослабление материальных оснований сопровождалось кризисом имперской психологии. Герберт Уэллс указывал, что 95% английского населения столь же мало знают о своей империи, как и об итальянском Ренессансе. В битвах первой мировой войны Англия потеряла целое поколение талантливых администраторов и политиков, война оставила вдовами 160 тыс. англичанок. Цвет английской молодежи, ее университетские студенты (которые в решающий для страны час влились в армию Китченера) погибли или потеряли вкус к энергичной жизни. Не зря потом англичане оплакивали “потерянное поколение”, пытаясь подсчитать, сколько потенциальных министров, поэтов, ученых, врачей, адвокатов и профессоров они потеряли в окопах Франции. Те, кто выжил, подобно трижды раненому Гарольду Макмиллану (читавшему Горация при свете свечи в своем окопе), вышли на политическую арену с мировоззрением, разительно отличавшимся от исторического видения поколения отцов. Прошедшая война не породила своих мальборо, веллингтонов, нельсонов. В какой-то мере можно видеть героя в археологе Лоуренсе, ставшем Лоуренсом Аравийским. Но подобные исключения лишь подтверждали общее правило - нехватку талантов.

Уинстона Черчилля это вводило в депрессию: “Что за несчастье жить в ХХ веке! Какая ужасная меланхолия видеть длинную череду прискорбных событий, омрачающих первые двадцать лет этого века. Мы видим в каждой стране распад, ослабление внутренних уз, вызов основным принципам, упадок веры, ослабление надежд на те структуры, от которых в конечном счете зависит существование цивилизованного общества. Можно ли не испытывать чувства грусти, видя эту печальную панораму человечества, которое проходит период, отмеченный гигантскими разрушениями и искажением лучших качеств человеческого характера”.