Украина в русском сознании. Николай Гоголь и его время.

Но хотя источники «Тараса Бульбы» во многом оста­лись прежними, питается повесть (которую теперь точнее было бы назвать поэмой) от других корней и несёт уже иное содержание. Дух её, сообразно вызовам времени и внутреннему развитию Гоголя как человека и худож­ника, существенно поменялся. Её русскийхарактер, кото­рого не было раньше, недвусмысленно свидетельствовал, что эту эпоху Гоголь стал видеть не отдельно «казачье- малороссийской», но составной частью именно всей рус­ской

истории, а Запорожскую Сечь (форпоста и воплоще­ния духа этой земли) — как часть Святой Православной Руси, как важное звено в её вековой нелёгкой борьбе про­тив «католических недоверков» Запада и басурманских орд Востока.

И это тем более знаменательно, что как раз во второй редакции Гоголь отходит от прямолинейных антипольских установок, присутствовавших и в первой редакции, и в «Страшной мести», и показывает католический мир (мир врага!) красивым, вызывающим сострадание и даже одухотворённым. Иначе и не понять, почему перенимала польский язык, веру и культуру южнорусская знать. Ина­че и не понять, почему не устоял перед соблазном и погиб (причём уже до своей физической смерти) Андрий... И не­смотря на это, вторая редакция «Тараса Бульбы» — это, по верному выражению одного из ведущих гоголеведов, «гимн красоте русской, гимн самоотверженности русского человека», настоящий «эпос Руси» [280].

Это заметно уже на терминологическом уровне. Выра­жения вроде «русской силы», «русского характера», «рус­ского товарищества», «русской земли», о которой во время смертельной схватки с ляхами и в последний миг своей земной жизни вспоминают казацкие атаманы и друзья Бульбы, во множестве разбросаны по тексту.

«Пошатнулся Шило и почуял, что рана была смертель­на. Упал он, наложил руку на свою рану и сказал, обратив­шись к товарищам: “Прощайте, паны-братья, товарищи! Пусть же стоит на вечные времена православная Русская земля и будет ей вечная честь!”».

«А уж упал с воза Бовдюг. Прямо под самое сердце при­шлась ему пуля, но собрал старый весь дух свой и сказал: “Не жаль расстаться с светом. Дай Бог и всякому такой кончины! Пусть же славится до конца века Русская земля!” И понеслась к вышинам Бовдюгова душа рассказать давно отшедшим старцам, как умеют биться на Русской земле и, ещё лучше того, как умеют умирать в ней за святую веру».

«Повёл Кукубенко вокруг себя очами и проговорил: “Бла­годарю Бога, что довелось мне умереть при глазах ваших, товарищи! Пусть же после нас живут ещё лучшие, чем мы, и красуется вечно любимая Христом Русская земля!” И вы­летела молодая душа. Подняли её ангелы под руки и понес­ли к небесам. Хорошо будет ему там. “Садись, Кукубенко, одесную Меня!” скажет ему Христос: “ты не изменил това­риществу, бесчестного дела не сделал, не выдал в беде чело­века, хранил и сберегал Мою Церковь”» [281].

Здесь же встречается и словосочетание «русская душа», которое позднее широко станет употребляться Гоголем в его переписке и которое он относил и к самому себе. И здесь же появляется удивительное по силе и пронзительности слово Тараса о Русском Товариществе — ключевой момент всей поэмы, и заключительные — идущие уже не­посредственно от автора — строки: «Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пере­силила русскую силу!» [282]

Множество причин как внешнего, так и внутреннего плана, совпав во времени и постигаемые душой и созна­нием Гоголя, привели его к доосмыслению «Тараса Буль­бы». Это и размышления (его и русского общества в целом) над вековым противостоянием с Польшей, что стали вновь актуальными после польского восстания и в условиях на­биравшей силу антироссийской деятельности польской эмиграции в странах Западной Европы. Это и процессы политического и ментального освоения Россией Правобе­режных земель, осмысление их национальной принадлеж­ности, как это когда-то делалось в отношении Малороссии, и определение границ и содержания русскости.

Малороссы также приняли активное участие в осмыс­лении культурной и этнической принадлежности этих территорий, а заодно и своей общности в целом: её ме­ста в России и Русском мире (или же вне их). Русифика­ция Правобережья (точнее, его деполонизация), к которой российские власти приступили после польского мятежа, во многом велась руками и при деятельном участии мало­россов как локальных представителей русскости. Малорос­сийское общество Левобережья тоже стало последователь­нее относиться к населению Правобережья, Волыни и т. д. как к «своим», тогда как раньше под малороссами чаще по­нимало лишь себя. Постепенно утверждается подход, со­гласно которому на правом берегу и, в меньшей степени, в Новороссии живёт южнорусский, малорусский (или же, в зависимости от национально-политической ориентации говорящего, украинский) народ, а сама территория его про­живания, вне зависимости от времени вхождения в состав России и отличительных особенностей, является Малорос­сией (или Украиной).