Университет. Руководство для владельца

Я согласен с тем, что значимый уровень научной грамотности – цель, возможно, недостижимая; «критическое понимание» – стандарт более низкий и, быть может, более доступный. В гораздо меньшей степени я считаю справедливым мнение о бесполезности общенаучного образования, когда речь заходит об общественно-политических проблемах, однако все равно мне неизвестен никакой эффективный способ как-либо продемонстрировать это. Я всецело разделяю убеждение в необходимости изучать науку во имя присущих ей эстетических и чисто интеллектуальных ценностей – лучшего и более важного основания, на мой взгляд, не существует.

Наука – наихудший раздел большинства учебных программ, претендующих на предоставление широкого общего образования. Причины этого вполне понятны. Даже непрофессиональное представление о науке, которое имеется у студентов-младшекурсников, требует «продвинутого знакомства с математическими и экспериментальными методами физических и биологических наук». Многие студенты колледжей сопротивляются такого рода занятиям в силу самых разных причин: тут и действительное или мнимое отсутствие математических способностей, и низкий уровень преподавания в средних школах, не способствующий развитию интереса к научной тематике; существенно и то, что в большинстве учебных заведений предлагается очень мало научных курсов общего характера, рассчитанных на студентов, не специализирующихся в той или иной научной области. И это одна из важнейших проблем в сфере образования.

Я никогда не забуду реакцию одного из моих коллег, когда мы обсуждали концепцию нашей новой основной учебной программы. Это был всемирно известный специалист в области истории искусств, и наш разговор начался с того, что он спросил меня, считаю ли я, что его долгая научная деятельность что-либо значит в науке и делает ли она честь его alma mater (а он был одним из самых выдающихся наших выпускников). На оба вопроса я, нисколько не колеблясь, ответил утвердительно, что, собственно, и ожидалось. Тогда он объяснил мне, что некоторые из наших новых требований, в особенности те, которые касались науки и количественных методов, абсолютно исключили бы для него всякую возможность окончить Гарвард. Это были как раз те предметы, которыми он не смог бы овладеть даже на самом элементарном уровне. Считаю ли я, что он не заслуживает диплома? Разве его профессиональные достижения не свидетельствуют об обратном? И он самым убедительным образом просил меня использовать все мое влияние дабы воспрепятствовать принятию этих новых требований, с тем чтобы дать возможность людям его типа учиться, а не быть отвергнутыми на каком-то из этапов – в момент поступления либо позже, в процессе обучения. Я знал, что знаменитый профессор говорил совершенно искренне, и попытался убедить его, что он недооценивает свои способности и смог бы овладеть этими предметами при условии должного обучения. Но мои слова его абсолютно не убедили.

Разумеется, существуют значительные различия между студентами, специализирующимися в науке, и теми, кто в ней не специализируется. Студентам, углубленно изучающим некоторую научную дисциплину, достаточно легко даются предметы гуманитарного и общественного цикла. Курс литературы или истории, хотя и не особенно близок душе будущего великого биохимика, однако же не вызывает страха и неприятия. Для этих студентов получение широкого общего образования, по крайней мере на поверхностный взгляд, вещь не такая уж сложная. Совсем иначе обстоит дело со студентами, не специализирующимися в области естественных наук, и в особенности с теми, которые сами культивируют в себе страх перед наукой и математикой. Эти страхи еще более усиливаются, когда в одной группе обучаются студенты разного, с точки зрения своих способностей и достигнутых успехов, уровня. В общем проблема состоит в том, чтобы преподавание научных дисциплин студентам «поэтического» склада не велось в покровительственной манере: следует учитывать существование у определенных групп специальных педагогических запросов.