Университет. Руководство для владельца

Таким образом, университетская жизнь исполнена движения. Какие-то изменения кардинально преобразуют целые области науки, неожиданно возникают новые иссследовательские объекты, а какие-то исследования оказываются столь эфемерны, что о них вскоре забывают. Новые идеи, порождая конфликт между приверженцами старого и адептами нового, могут отравить жизнь многим из тех, кто привык жить по-старинке. Каждому ученому приходится так или иначе сталкиваться с проблемой пересмотра основополагающих позиций. Это одновременно и бремя, и проба сил, и один из соблазнов университетской жизни.

Обновление интеллектуального капитала происходит совершенно не обязательно как результат требований, предъявляемых кем-то со стороны. Многие ученые следуют своим собственным идеям, не обращая ни малейшего внимания даже на равных себе коллег. Независимо от мотивов, которые движут ученым, сам по себе исследовательский процесс является одной из форм продления активной умственной деятельности и несет великое потенциальное благо для данной личности. Допускаю, что эти трудности могут быть характерны в той или иной мере и для других профессий, но я все-таки настаиваю, что подобное сочетание научно-исследовательской деятельности с умением по-новому взглянуть на вещи присуще одному лишь университетскому ученому. Ни один вид деятельности не сталкивается с рутиной меньше, чем этот.

Еще одно существенное преимущество университетской жизни – я имею в виду штатный профессорско-преподавательский состав, скажем, 50 лучших университетов из сотни американских вузов – это отсутствие непосредственного начальства. Начальник – это тот, кто может указывать вам, что делать, и требовать от вас исполнения, что означает уменьшение степени свободы. Для меня как декана, т. е. администратора, начальством является ректор университета. Как служащий я не выхожу из его подчинения, а он может отдавать мне распоряжения, что и делает. Но как профессор я не признаю над собой ничьего старшинства, кроме мнения равных, никаких угроз, за исключением, пожалуй, маловероятного обвинения в моральной нечистоплотности. Ни одна из профессий не гарантирует такого сочетания независимости и безопасности, как научно-исследовательская деятельность в университете. Позвольте дополнительно проиллюстрировать этот момент.

В начале 1950-х годов Калифорнийский университет был ввергнут в серьезный конфликт настоятельным требованием государства, чтобы все работающие у него по найму подписали антикоммунистическую «присягу в благонадежности». Это были времена Маккарти и антисоветской истерии. Государственная и федеральная комиссии по антиамериканской деятельности прочесывали всю страну. Как в самом университете, так и за его пределами высказывались определенные возражения против подписания этой присяги благонадежности, хотя в конце концов ее подписали почти все. Несколько преподавателей отказались ее подписывать и были уволены.

Самое интересное обоснование своего отказа представил профессор Е. К. Канторович, известный историк-медиевист, бежавший из гитлеровской Германии. Он, в частности, не выдвигал возражений против необходимости присяги в благонадежности, хотя я вовсе не хочу сказать, что он ее одобрял. Отнюдь, его возражение было гораздо глубже и серьезнее: он ни при каких обстоятельствах не желал быть причисленным к работающим по найму в штате Калифорния. Канторович был твердо убежден, что профессора не входят в число университетских служащих, которые подлежат принудительному исполнению трудовой дисциплины. Быть профессором – это значит быть человеком совершенно иного жизненного призвания. Часы работы служащих строго определены, и они могут получать почасовую оплату, им даются конкретные задания, в большинстве случаев у них есть четкое разграничение труда и отдыха, выполняемая ими работа обычно не носит личностного характера. Какая разница, кто вам продаст пару башмаков?

Вот собственные слова Канторовича: