Университет. Руководство для владельца

Существует всего лишь три профессии, представители которых удостоены чести носить мантию: судья, священник и ученый. Это одеяние символизирует, что облаченные в него отличаются зрелостью ума, независимостью суждений и ответственностью перед собственной совестью и свои Богом. Это означает внутреннюю независимость всех этих трех взаимосвязанных профессий: их долг быть последними, кто позволит себе действовать по принуждению и уступить давлению.

Почему невозможно представить себе столь абсурдное зрелище, как Верховный Суд, пикетирующий здание суда, епископство, пикетирующее церкви, а профессуру – университеты? Ответ крайне прост: потому что судьи – это и есть суд,

священнослужители вместе с верующими и являются

церковью, а профессора вместе со студентами представляют собой университет… все они сами и являются этими институтами, а потому и обладают преимущественным правом на свои институты и внутри этих институтов, какового права нет у судебных приставов, церковных служек, университетских педелей и дворников (см. примеч. 3).

Канторович отметил самое важное различие. Плата за работу у нас, профессоров, – как у государственных служащих, а свобода – как у творческих работников. И это заставляет принимать на себя определенные обязательства. Формально объем служебных обязанностей, выполнение которых требуется от нас в институте, невелик: на протяжении восьми месяцев в году вести учебные занятия по 6–12 часов еженедельно (см. примеч. 4). И все же большинство из нас часами просиживает за работой, многие вечера проводя за письменным столом или в лаборатории. Никто из нас не заявляет студентам, что сегодня у нас выходной, что им придется поискать кого-нибудь еще, с кем можно обсудить свои проблемы. Мы привыкли относиться к своей профессии, как к призванию, считая себя не наемными работниками, а держателями акций университета, – своего рода группой собственников. На «долевой стоимости» сказывается и качество управления, и качество продукта. Мы стремимся, по возможности, поддерживать эту стоимость на самом высоком уровне. Нам не откажешь в том, что мы удовлетворены своим призванием и верим, что занимаемся деятельностью, имеющей большую общественную значимость.

Должен еще раз упомянуть профессора Канторовича. Когда он умер в 1963 г., то, по иронии судьбы, произошло нечто прямо противоположное тому, о чем я только что писал. Тогда он уже был профессором Института специальных исследований в Принстоне, штат Нью-Джерси. «Сан-Франциско Кроникл» поместила заметку по случаю кончины выдающегося калифорнийца. Мало того, что в некрологе была переврана его фамилия, – оскорбительная небрежность, с которой кое-кто из нас уже смирился, там сообщалось, что «он служил в Калифорнийском университете в Беркли с 1939 по 1950 г.» (см. примеч. 5).

Есть и другие формы поощрения профессорско-преподавательского состава, числящегося в штате колледжа. В частности, такая приятная традиция, как годичные отпуска для научной работы. Пользующийся подобной привилегией университетский преподаватель раз в семь лет освобождается от учебной нагрузки и получает возможность «освежить» свои знания. Хотя эта годичная передышка сопряжена с уменьшением оклада, но научно-исследовательские или какие-либо иные гранты позволяют восполнить этот недостаток. Такие отпуска пользуются большой популярностью. Появляется возможность завершить плановую работу, куда-нибудь съездить, проконсультировать коллег из неближних мест. Профессура вообще отличается большой охотой к перемене мест, а ее образ жизни благоприятствует этой естественной наклонности. Лучших из них, тех что составляют своего рода эталонную группу, вполне можно считать гражданами мира. К тому же значительная часть научных тем предполагает дальние поездки и проживание за границей.