Unknown

Я встал, выпил бутылку комбучи, выпил чашку зеленого чая, принял витамины и отправился в путь. Возле ЧБТ я остановился, чтобы взять рогалик со сливочным сыром и рыбой, клубничное молоко, два греческих йогурта с ягодами, минеральную воду и свежевыжатый апельсиновый сок, который миссис Гомес, владелица гастронома, всегда приберегала для меня. Ее мать готовила его каждое утро, две дюжины, и он быстро раскупался. Мой всегда находился в холодильнике для сотрудников за прилавком, что я очень ценил. Но так было всегда. Ничего нового. Никаких признаков того, что что-то должно произойти.

Внутри я поприветствовал Рика, нашего сотрудника службы безопасности, отдал ему завтрак - рогалик с лососем и клубничное молоко, получил свою обычную улыбку и шепот благодарности и отправился наверх. В раздевалке я нашел Зоуи Райс, солистку, недавно приехавшую из Лос-Анджелеса, и передал ей один из греческих йогуртов.

– Не представляю, как ты можешь пить этот апельсиновый сок, – сказала она, забирая у меня минеральную воду. – У меня от него изжога.

– В двадцать два года у тебя изжога?

– Да, – огрызнулась она, передавая мне бутылку воды с мятным вкусом, которую брала по дороге каждое утро.

Мы обменивались вещами, и мне это нравилось. Она мне нравилась. Я был близок к тому, чтобы пригласить ее на ужин или в кино. Она казалась немного не в своей тарелке в этом городе, но она была из Лос-Анджелеса. Я подумал, не ошибся ли я. В Лос-Анджелесе не было ничего особенного. Как и в Нью-Йорке. Если, как поется в песне, ты сможешь туда добраться.

Утренняя сессия была жестокой. Нура Карими, наш балетмейстер, работала с нами усердно, но меня, как и всех, удивило, что мы прекратили репетицию новой пьесы, которая должна была дебютировать в июне, чтобы завершить наш сезон. Обычно это происходило раньше, межсезонье длилось май, июнь и июль, но в этом году все было иначе, поскольку в нашем расписании нашлось место для приглашенного хореографа.

Но когда мы сменили пропотевшую одежду и были готовы к занятиям по барре, я вошел в зал, а там на моем месте сидел Сенан Уивер. Вся труппа знала, где находится мое место на барре. И не то чтобы никто другой не мог там находиться, когда я не был на занятиях или тренировках, но когда я там был, все понимали, что это мое место. Место было занято, причем уже три года. Я должен был иметь возможность видеть себя сбоку и спереди одновременно. Это было очень важно для проверки осанки и выравнивания, а также для самокоррекции в любой момент. Из-за расположения зеркал я мог делать это только в одном месте в комнате, и, Боже, помоги мне, там был Сенан.

Он знал хорошо. Все знали.

– Зачем, – простонала Зоуи, сидя рядом со мной. – Просто чтобы побыть задницей?

– Очевидно, – пробормотал я.

– Может, мне пойти и напомнить ему, что он ведет себя как мудак и ему нужно переехать?

Зоуи нравилась всем, и, насколько я мог судить, все ее обожали. Она была как милый, дерзкий кролик, который не терпел никакого дерьма. Но даже она презирала Сенана.

– Я просто вежливо попрошу его подвинуться, – тихо сказал я, направляясь к нему по полу.

– Не проси вежливо, – крикнула она мне вслед.

Сенан Уивер, которого наняли на должность ведущего танцора шесть месяцев назад, переехав из Сан-Франциско, с первого дня был полным придурком. Я вел себя тихо, не сопротивлялся и просил других дать ему поблажку, но не потому, что был занудой, а потому, что хотел гармонии. К тому же, говорил я себе, он был новичком в компании и в городе, и ему нужно было сориентироваться. Но он не переставал отпускать уничижительные комментарии в адрес всех, по умолчанию его настройкой было высокомерие, а хуже всего, на мой взгляд, было то, что он воровал напитки из общего холодильника. Когда мы все вдруг стали писать свои имена на вещах, как будто вернулись в третий класс, я сказал ему, что, может быть, он не будет забывать приносить свою воду.

– Какая разница? – Его тон был ехидным, и мне очень хотелось врезать ему по его глупому самодовольному лицу. Я был уверен, что это будет стоить мне работы.

Но сейчас он не только находился в моем пространстве, ведя себя как обычно, как придурок, но и стоял на моем месте. Обычно он не появлялся рано. Он пришел ближе к последнему часу разминки. Возможно, он почувствовал, что ему нужно больше работы после того, как я показал ему отзывы критиков на «Ромео и Джульетту» за две недели до этого. Было бы приятно думать, что я пробил брешь в его броне, но я был уверен, что в своем заблуждении он был совершенен.

– Доброе утро, – поприветствовал я его, когда оказался достаточно близко.

Он всегда выглядел так, будто хмурится. У него были маленькие глазки-бусинки, которые постоянно сужались. Илай не поверил мне, думал, что я говорю гадости, но потом он встретил Сенана и согласился со мной, что да, бусинки - подходящий термин.

– Доброе утро, – попытался я снова, потому что в первый раз он меня проигнорировал. – Хотя я уверен, что твои инопланетные лидеры не объяснили тебе этого, здесь, на Земле, принято отвечать на приветствие, если тебе его оказывают.