Unknown

Удивило ли меня то, что он первым побежал к выходу из комнаты? Ничуть.

– О мой гребаный Бог, – вздохнула Луна. – Он что, серьезно решил обогнать тебя на пути в офис Линкольна?

– Что бы ты им ни сказал, Кел, – воскликнула Мейвен, – мы все с тобой. Меня так заебало это дерьмо, что я готова блевать.

– Скажи Линкольну, чтобы шел нахуй! – прогремел Брайан вслед за мной.

Так продолжалось уже почти семь месяцев, и мы все были на грани срыва. Я никогда не встречал никого, ни одного другого танцора, который создавал бы такое напряжение, как Сенан. Но еще хуже в этот момент было предательство со стороны Делона Митченера, нашего художественного руководителя. Как он мог позволить приглашенному хореографу так обращаться со своими танцовщиками? Поднимаясь по лестнице, я испытывал боль и ярость, и не только за себя. За всех.

Когда я поднялся на один этаж в кабинет Линкольна, дверь была открыта, потому что Сенан вошел туда раньше меня. Мы оба прошли мимо помощника Линкольна, и Сенан стоял в комнате, где Линкольн и Делон проводили совещание, о чем свидетельствовали схемы и записи на столе Линкольна.

– Как я понимаю, вы не хотите, чтобы я участвовал в «Лебедином озере»? – спросил я Линкольна гораздо спокойнее, чем предполагал. Я уже готов был наброситься на него с криком, но в последний момент нашел в себе остатки самообладания и, хотя мой тон был резким, не накричал.

Потребовалось мгновение, чтобы мои слова дошли до сознания, но затем Делон повернулся к Линкольну.

– О чем он говорит?

Линкольн махнул рукой в мою сторону.

– Ты разве не собираешься разорвать его на куски за то, что он ворвался сюда?

– Сенан ворвался сюда первым, – заметил Делон. – И нет. Он задал вопрос, и я, со своей стороны, хотел бы получить на него ответ.

Линкольн повернулся ко мне, и на его лисьих чертах лица легко читалась ненависть. Он изо всех сил старался выглядеть так, как, по его мнению, должен был выглядеть хореограф. Он всегда носил черную водолазку, облегающие черные брюки и черные туфли на шнуровке. Его редеющие волосы были зачесаны назад, подчеркивая ярко выраженный вдовьий пик и тяжелые складки на лбу. Брови были тонкими, как и губы, и все это придавало его лицу некое опустошенное выражение, заставлявшее меня думать, что ему самое место в готическом романе ужасов. Я не был его поклонником. Но на все это можно было бы не обращать внимания, если бы он не был таким полным кретином. Конечно, порошок, который он засыпал в нос, и таблетки, которые он глотал как мятные леденцы, не шли ему на пользу. Его самочувствие не улучшалось ни от употребления запрещенных препаратов, ни от приема лекарств по рецепту. Я не понимал, почему он, казалось, сходит с рельсов. Он был на вершине своей игры, востребованным товаром. Все хотели его заполучить.

– Ну? – Делон надавил на него.

– Все было не так.

– Что именно? – Делон был в замешательстве, и я понял, что то, что Сенан только что объявил в тренировочном зале, Делон раньше не слышал. Он, похоже, был так же ошеломлен, как и все мы, и это имело значение для нас больше всего на свете.

Я мог дышать. Мне захотелось побежать и рассказать всем, что все будет хорошо, потому что Делон Митченер не потерял к нам доверия. Это Линкольн, и только Линкольн, возможно, с добавлением Сенана, считал, что мы все облажались.

– Линкольн? – Делон напомнил.

– Я меняю тебя с Сенаном, – сказал он мне. – Ты будешь черным лебедем, а не белым, пытающимся увлечь принца.

– Когда это я был белым лебедем? Я должен был быть фон Ротбартом, – напомнил я ему. Я с нетерпением ждал роли злого волшебника, даже несмотря на то, что она была меньше. Я мог бы повеселиться с этой ролью. Я много раз в жизни танцевал партию принца, а в партиях Королевы лебедей и Одиллии, черного лебедя, напротив меня выступали величайшие балерины. Ни одна из этих партий в обратном видении балета Линкольна не показалась мне такой уж интересной. Мне нравилась идея выяснить, что движет плохим парнем, не ограничиваясь тем, что он просто хочет девушку, которую не может заполучить. Быть плохим парнем было весело. Люди всегда освистывали и шипели, когда я выходил на сцену в образе злодея, а потом аплодировали, когда я выходил или откидывался назад и махал рукой. Но теперь, похоже, у Линкольна было совершенно новое видение. – Я - злодей этой пьесы, – повторил я. – Именно там вы сказали, что хотите меня видеть.

– Да, но я прозрел, поэтому изменил все.

Прежде чем я успел ответить, Делон сказал.

– О чем ты говоришь?

– Мы можем сделать лучше. Я переосмыслил всю постановку.

Делон повернулся, чтобы посмотреть на меня.

– Мне очень жаль, – пролепетал я, потому что так оно и было. Я никогда не слышал, чтобы что-то меняли после того, как вышли пресс-релизы, начались репетиции и были разработаны декорации. Я был в полной растерянности, и это, конечно, должно было отразиться на моем лице.

– Новая хореография просто фантастическая, – сообщил Делону Сенан. Делон снова повернул голову к Линкольну.