untitled

чьей-то сестры. Рядом стоял бюст Уильяма Шекспира в шапке, которую кто-то притащил с парада в День святого Патрика. Тут

же примостилась неумелая картина, нарисованная каким-то

47

студентом и изображающая бомбу, готовую вот-вот упасть на

платформу с сеном. Тем, кто помнил старый «Нью-Йоркер», стиль Си Эс Ледбеттера-третьего напоминал его грязные, обшарпанные коридоры; здесь еще сохранился подход «мы

слишком культурны, чтобы обращать на это внимание».

Диваны позади стола Си Эс также были воплощением старого

«Нью-Йоркера».

Си Эс находился в зоне слышимости криков и воплей Мори

Перл, исключительно энергичной пиарщицы, которую Тина

привела с собой из Vanity Fair. Время от времени Си Эс вздраги-

вал, услышав разносившийся по тихому коридору вопль Перл:

«Скажите ей, что я перезвоню!», когда она со своими помощни-

ками стремглав бросалась в очередной водоворот Шума, умело

подбрасывая в него пикант

ные новости «Нью-Йоркера», да,

«Нью-Йоркера», а что тут такого?

При Шоне «Нью-Йоркер» делал все возможное, чтобы его

не смешивали с другими журналами, избегая тем, о которых те

писали. Теперь каждую неделю пиар-отдел вырезал целую кучу

статей из других журналов, где упоминался «Нью-Йоркер», и

распространял их по офису.

Дальше по коридору, где находились кабинеты журнали-

стов, все было тихо. Возможно, люди работали, но без Шума.

Большинство журналистов редко появлялись в своих офисах.

Хорошо было иметь свой кабинет, чтобы сидеть там и писать.

Но иметь кабинет и не пользоваться им было еще лучше. Я лишь

изредка пользовался своим в самом конце коридора, кото-

рый называли «ущельем мертвеца», недалеко от кабинета Джо

Митчелла.

Си Эс что-то писал.

— Работаю над мемуарами, — сказал он, заторможенно кивая

мне.

48

По дороге к своему кабинету я прошел библиотеку, которая

в своей неприкрашенной официальности сохранила дух ста-

рого «Нью-Йоркера». Библиотека была настоящим бастио-

ном редакции. В ней хранились подшивки журнала за все годы, все книги авторов журнала и святая святых — большие чер-

ные тома с вырезками, имена авторов которых были выведены

на переплете белой краской. Три или четыре тома со статьями

самых плодовитых авторов — Уайта, Тернера, Перлмана, Росса и

Макфи. Один только текст, никаких украшательств, всего лишь

работа — устрашающее, если не ужасающее достижение.

В библиотеке, кстати, тоже имели место несколько приме-

чательных моментов в стиле ноубрау. Однажды я искал там одну

статью и неожиданно обнаружил Шэрон Стоун, разговариваю-

щую по телефону с Ричардом Аведоном, чья студия находилась

на Верхнем Ист-сайде. Аведон был первым штатным фотогра-

фом «Нью-Йоркера», нанятым Тиной. Его приняли на работу

на следующий день после смерти Уильяма Шона, и он занял

одно из первых мест в свите придворных художников, собран-

ных вокруг себя нашей «мадам Помпадур».

Судя по всему, Аведон оскорбил актрису, попросив ее для

съемки снять с себя слишком много одежды, и Стоун опромет-

чиво искала утешения на груди коварной Тины. В библиотеке

был телефон, и Си Эс предложил ей воспользоваться им.

В другой раз в редакцию пришел Стивен Спилберг. Я как раз

был на семнадцатом этаже, где работала Тина и другие редакторы

(«этаж смерти», по выражению одного из них). Неожиданно я

увидел идущих мне навстречу Спилберга и Тину, особенно при-

влекательную в одном из своих костюмов кремового цвета.

Джордж Троу заметил по поводу стиля работы Тины: «Велико-

лепная девушка, но в неподходящем наряде». К этому я еще вер-

нусь, но в тот день, идя по коридору от своего офиса, Тина была

49

в подходящем наряде. Она пыталась разговорить Спилберга:

«Что вы хотели бы увидеть в редакции?». И Спилберг, оказав-

шийся преданным сторонником старого среднеинтеллектуаль-

ного «Нью-Йоркера», признался, что хотел бы осмотреть знаме-

нитую библиотеку. «Библиотеку! — воскликнула Тина. — Вели-

колепно! — И тут же, повернувшись к одному из своих помощни-

ков, шепотом спросила: — А где у нас здесь библиотека?»

* * *

Я поздоровался с несколькими знакомыми, которых встретил

в коридоре, рефлекторно принимая преувеличенно вежли-

вый тон, которым сотрудники журнала общались друг с дру-

гом. Это была некая вежливость «старого мира», она, казалось, исходила из глубин той культуры, которую представлял жур-

нал. Эта вежливость применялась не только к авторам, кото-

рых воспринимали как особый класс людей, но и к редакто-

рам, корректорам и производственному персоналу — ко всем, кто участвовал в изготовлении журнала. Тина, которая в быт-

ность свою редактором Vanity Fair могла запросто сказать про

кого-то из подчиненных нижнего звена: «Что это за убожество?

Быстро убрать его с моих глаз», не пыталась адаптировать свои

манеры к реалиям «Нью-Йоркера». Не пыталась она и узнать

побольше о людях, участвующих в производстве журнала. Эле-

онора Гульд Пакард, легендарный корректор, проработавшая

в журнале пятьдесят пять лет (на настоящий момент), сказала, что за шесть лет работы Тины в журнале она не обменялась с

ней ни единым словом.

Сидя в своем кабинете, я достал из портфеля несколько блок-