Крис ищет всеобщей любви, дружбы, одобрения, ревность и зависть ранят ее, но в то же время, как это иногда бывает, невиданное, упоительное чувство победы укрепляет в ней состязательный дух. Она обошла соперниц на три круга. Вид у нее триумфальный.
– Но ведь мы с Костей друзья. Завидовать, в сущности, нечему, – тут же огорчается она. – И потом, они ведь не всерьез, да?
Крис пришла в фотостудию, скинула с себя все.
– Увековечьте эту красоту!
Фотограф посмотрел в объектив.
– Покажите мне секс. Если, конечно, хотите живое фото.
– Вот этого я показать не могу, – помрачнела Крис. – Секса у меня еще не было. Я тридцатипятилетняя девственница.
– Вот так хорошо, – вдруг сказал фотограф и начал щелкать.
Расплатившись, Крис спросила перед уходом:
– Как я вам показалась? Есть на что посмотреть?
– В каком смысле?
– В смысле фигуры. Я привлекательна? Интересует ваше мнение, как визуально подкованного человека.
– Сиськи вроде норм. Сутулиться не надо.
– Спасибо, постараюсь.
Какие-то особые надежды возлагает она на восьмое марта. Восьмое марта – главный день года, важнее дня рождения, чудеснее Нового года. Приход этой весны она чувствует особенно остро: таяние льдов, скорое возвращение птиц, изменения угла солнца отзываются музыкой счастья в ее душе. Крис налила в стакан воды. Приземлила упругую вытянутую луковицу. Луковица пустила зеленую стрелу. Добрый знак, подумала Крис.
***
Собираясь на работу, я заранее ненавижу конец рабочего дня. Конец рабочего дня перенесен в клуб. Избежать не получится – празднование восьмого марта мероприятие принудительное. Алексей, наш юрист, нацелился на Ксюшу, менеджера. Он ей импонирует, но с женатым ни-ни. Восьмое марта – другое дело, ни цветами едиными, как говорится. Я в общем и целом представляю себе грядущий вечер. Ксюша будет флиртовать с Алексеем. Аня явится в ботфортах и будет до ночи играть в бильярд, ни на кого не обращая внимания. Мужчины столпятся вокруг и станут пускать слюни. Менее разборчивые начнут приставать к Шурке, нашему администратору. Накладные ресницы двадцатитрехлетней Шуры из Ногинска плотоядны, как Венерина мухоловка, щупальца светлых локонов тянутся к мужчинам постарше, вроде меня. Черное блестящее платье из полиэстера едва прикрывает тяжелый зад. Парни выпьют и попробуют свои силы. Я выпью и попробую слинять пораньше.
Весна в этом году ранняя. Воздух ароматный, бодрящий. Часов в десять в ленивой апатии я вышел на улицу и позвонил Крис, чтобы поздравить ее. Рите я написал издевательское «Клара воскресе», она давным-давно запретила мне поздравлять себя с восьмым марта. «Восьмое завтра если че», – пришел ответ почти сразу.
На Крис короткая кожаная юбка. Такие стройные ноги увидишь не часто. Собирается на работу.
– Как думаешь?
– В твоем стиле, – уклончиво отвечаю.
– Я похожа на Хайди Клум?
– Кто это?
Смеется. Чувствуется ее отличное настроение и мне жаль, что ее нет рядом. Я нуждаюсь в ее донорском великолепии. Остро, как свое собственное, я чувствую ее бешеное желание нравиться, ее бравурный оптимизм, неудержимое желание жить, обожать, наслаждаться.
Красную беретку она прилаживает то так, то эдак.
– Где мой серый волк? – вздыхает. – Я отдам ему все пирожки.
Улыбаясь прохожим, Крис бежит в офис в облаке дорогих духов. Стучат каблуки. Одной рукой на ходу проверяет беретку – на месте ли, второй рукой держит торт.
***
Тайская сидушка валялась на полу вспоротая. В ней было что-то от мертвого, выпотрошенного животного.
Кто-то разрезал чехол, кто-то над ней надругался.
Крис держит ее в руках. Вопросительно оглядывается по сторонам. Кладет в сумку и, не сказав ни слова, уходит.
Дома она сидит без движения. Затем медленно поднимается со стула, несет сидушку в ванную и тщательно моет под краном.
Вечером она шьет новый чехол, из куска плотного драпа. Она шьет с перерывами, откладывая шитье в сторону и размышляя, как улыбаться теперь всем этим людям, когда не знаешь, кто это сделал. Кто это сделал? Зачем? Кто это сделал? Зачем? Крис подходит к окну. По улице деловито шагает девица с букетом. Толстушка навеселе прижимает к груди тюльпанчики. Девочка задумчиво крутит ветку мимозы. Где-то за домом взрывают петарды. Кто-то истошно орет «Ле-ена-а-а-а!»
***
Почему бы моему усё не любить Басё? Так я вдруг подумал.
Я ставлю на барную стойку пустой бокал и достаю телефон, чтобы вызвать такси.
Крис звонила мне. Набираю ее, хоть я и выпил прилично. Орет музыка.
– Как у вас весело, – вздыхает Крис. – А я тут… на полу в Ленинграде.
– Что случилось?
Она говорит что-то, я плохо слышу.
– А? Не слышу!
– … сохранить веру в человечество, – повторяет она ровно ту половину фразу, которую я услышал.
– Что за настроение? – кричу я, закрываю левое ухо
– Празднично-траурное…
– Что?!